Дмитрий Миконов
Гончие забвения
Часть 1
ПРОЛОГ
Вир навалился на стойку, поманил трактирщика.
— Ларс. Китобой, — будто шелуху выплюнул.
Тот почесал щетину, глядел испытывающе.
— Я от сержанта, — пояснил Вир. — Который Бойл. Не томись.
Небритая харя просветлела.
— Наверху, с Лили. Пятый номер.
Вир поднимался, и впереди него по ступеням ползла его же тень — сгорбленная, будто под непомерной ношей. Безмолвные крики выдавливали виски изнутри. Пальцы в перчатке до хруста сжимали набалдашник трости. Серп, примеряясь, вспарывал воздух. Его острие подрагивало.
За нужной дверью — мужские голоса. Натянуты, будто тетива перед выстрелом.
Вир покрутил запястьем, разгоняя кровь.
— Рапорт… отнес в канцелярию. К мистикам! Подделал, как просила баба эта — клянусь морским дьяволом! — первый растерянный, принадлежал Китобою.
— Прислали не того, — скрипел второй голос, будто стекло толкли в ступке. — Криворукий дурак. — И тут тембр неожиданно изменился, став на полтона выше и ядовитее, хотя исходил из той же груди. — Дьявола к ночи помянуть — дурная примета. Безбожник. Тебя надо… очистить.
— Я отдам — все, и сверху!
Вир положил руку на дверь, но вдруг замер.
— Спуск в тюрьму оказался походом в чистилище. Там души вопят, — голос вновь огрубел. — Уходили через катакомбы, по пояс в дерьме. Я устал… — и опять потек патокой. — Антиквар сказал — чтобы понять знаки на руке, мне нужно излиться. Пора начинать, — он вдруг забормотал что-то, похожее на молитву. — И не будет покоя… и не будет сна… и не будет лица…
Первый возразил, но поперхнулся.
Послышалась возня.
Услышав достаточно, Вир плечом рванул дверь.
Ларс Китобой едва доставал пола ногами. Его шею капканом удерживал лысый бугай. Шум не испугал его. Он лишь дернулся, как хищник треплет свою жертву, когда прервали расправу.
В следующий миг раскосые глаза бугая округлились. Не страх — растерянность. Отшвырнув обмякшее тело, он выхватил уродливое распятие, почти огрызок.
— Ты жив… — смятение уступило место чистому ужасу, смешанному с отвращением. — Ты не должен быть жив! Горишь же… до сих пор горишь!
Он шагнул вперед, будто хотел коснуться. Убедиться, что перед ним не призрак.
Вир угрожающе поднял серп.
Лысый будто беса узрел во плоти. Издав визжащий клекот, он отшатнулся к окну и рухнул вниз, во тьму. Брызги стекла и ошметки рамы полетели следом.
Что-то щелкнуло в сознании Вира. Сдвинулось с места, но не встало на свое. Лицо… знакомое до тошноты. И чуждое, будто кошмар. Этот осколок распятия… он был уверен, что видел его раньше.
На лестнице застучали каблуки сапог. Много. Дурак изрядно нашумел. У стены замерла шлюха в меховой накидке — она стояла здесь все время.
Пускай, не помешает.
Вир ухватил рыжего за волосы, рывком оголил шею. Тот открыл глаза, еще не зная, что делает это в последний раз.
Вир процедил.
— Узнаешь.
Китобой вгляделся в его лицо, увидел острую сталь. Неуверенно хихикнул, потом еще, громче и громче. Он смеялся навзрыд, тряс горлом, давился слюной.
И хохотал, как безумец.
Серп взметнулся, вдруг — визг! За спиной, женский, истошный. Вир обернулся — женщина стояла вполоборота, таращилась не на них — в зеркало. И кричала, пока не кончился воздух.
В зеркале — тоже Вир, но другой. Вцепился когтями в раму, высунулся — смотрел. В глазах алчность, нетерпение. Трепетал, ждал, когда упадет лезвие. Перерубит ниточку.
Вир — как держал — швырнул серп. Осколки зеркала разлетелись дождем, острие застряло в стене.
Отшвырнул слюнтяя. Схватился за голову.
— Не так, — прошептал. — Все не так.
Отер лицо, посмотрел на мокрые ладони, спросил:
— Ты кто?
Рыжий смог уловить суть вопроса.
— Никто. Мелкая вошь, — он отерся рукавом. — Ты чего?!
— Лысый с распятием — зачем?
— Я ошибся… то есть нет, — Ларс заморгал. — Он так считает.
— Кто? Антиквар?
— Да.
— Пойдешь со мной.
В дверь сунулось любопытное лицо — и мгновенно исчезло, получив тычок тростью.
— Следующий — лишится глаза, — Вир не крикнул, а прошипел так, что слова обожгли воздух. На лестнице мгновенно стало тихо. — Мы уходим.
ОСКОЛОК РАСПЯТИЯ
Глава 1
Двумя днями ранее.
Хлопок ставни вывел Ларса, по кличке Китобой, из беспокойного сна. Шторм за окном буйствовал, но качки не было. Продрав глаза, Ларс понял, что находится в номере портовой таверны. Обрывки воспоминаний о вчерашней попойке обрели форму жажды. Нашарив на столе кружку, он жадно глотнул — теплая влага показалась божественной эссенцией.
За окном в предрассветном тумане ветер швырял в стекло колючий снег. Через пару часов сапоги прохожих размесят его в кашу, которая грязью стечет в канализационные стоки. В этом году зима ворвалась в приграничный Тальграф раньше обычного, словно чуя в растревоженном городе легкую добычу.
Напившись, Ларс отыскал глазами зеркало. Подкрутил усы, расчесал рыжие волосы и поскреб щеткой бороду. Придирчиво вгляделся в отражение. Увы, но ржавая растительность на лице, вместе с расплывшимся носом, делали его похожим на спившегося трубадура, а не на известного в воровских кругах афериста.
Приведя себя в порядок, Ларс облачился в потертый дуплет. Дополнил образ высокими сапогами, приспустил торчащую из кармана посеребренную цепочку. В зеркале красовался то ли наемный охранник, то ли приказчик гильдии — тех и других в Тальграфе была тьма тьмущая. Необходимость в маскараде объяснялась важным делом, сулившим неплохой барыш.
…Ближе к полудню ветер сменился на южный, принеся со стороны доков запах водорослей и стылый дождь. Видимо, где-то в недрах Брюха, как еще называли район речных причалов за способность без остатка переваривать человеческие судьбы, какой-то чернокнижник решил поиграться со стихией.
Пожелав недоумку скорой встрече с имперскими мистиками, Ларс бродил под навесами стихийного рынка и бросал взгляды в сторону трактира, где подавали горячий грог. Увы, но из питейной не просматривалась калитка во вратах казарм Святого Мартина.
В обитель порядка шли за защитой и справедливостью. Наружу «Конура» — как ее прозвали горожане — выплевывала отряды стражников. В блестевших от влаги серых плащах, они отчего-то напоминали Ларсу злых ос, которых могло спровоцировать одно неосторожное слово.
Нервозность стражи объяснялась просто — война между соседями Кальфарской империи превратила расположенный на стыке трех государств Тальграф в эпицентр событий.
Город наводнили беженцы из воюющих государств. Не имея работы и крова, голодранцы сбивались в общины и подминали под себя окраины. На улицах то и дело вспыхивали схватки. Стражу никто не звал. Победители забирали трофеи, проигравшие — тела товарищей.
