Парень, сидевший с Карой, носил мешковатый серый свитер и джинсы с широкими штанинами, а мышиного цвета волосы были тщательно прилизаны. Подойдя ближе, я разглядел тестоватую кожу в чёрных точках и дурацкие очки в овальной оправе, которые подчёркивали округлость его лица. Не думал, что Кара дружит с таким типажом людей. А они явно плотно общались: она приобняла парня за плечи и о чём-то доверительно шушукалась с ним, склонившись почти к самому лицу.

Может, они друзья детства, которые давно не виделись, и им лучше не мешать? И тут я увидел жест, от которого всё внутри сжалось в болезненный узел. Кара погладила этого мешковатого незнакомца по щеке, убрав за ухо сальную серо-русую прядь. Я медленно крался к ним помимо своей воли, как в кошмарном сне, когда знаешь, что надо бежать без оглядки, а непослушные ноги сами несут вперёд.

Давай спиною к спине,

Когда повсюду враги.

Зажжём такой яркий свет,

Что он им выжжет мозги! –

я скорее прочитал по губам, чем услышал строчки нашей песни.

Ага, нашей. Которую она написала для меня, вдохновившись нашей нежной дружбой – как же, как же! А потом этими самыми губами Кара поцеловала парня куда-то в уголок рта. Через несколько минут они встали, Кара взяла его за руку и уверенно потащила к двери с надписью «VIP-зал». В петли. «Даже не мясо для неё, мясо для Ловца», – тут же вспомнил я слова Грифона. Вот как Уна и Рин решили компенсировать отсутствие двух основных рок-групп: паучкам придётся бегать усерднее, носить Ловцу новичков со свежими эмоциями.

Я был уверен, что иду к лестнице на улицу, хотя перед глазами всё расплывалось из-за пелены злых и бессильных слёз. А что, собственно, нового случилось? Разве это откровение для меня? Кара обо всём предупреждала ещё на берегу. Я пнул стоящий посреди прохода стул, но он не упал, повиснув на нескольких нитях. Они недовольно забряцали бубенцами и пивными крышками.

Выскочив к лестнице, я понял, что она не та. Эта лестница не вела наружу, и я был уверен, во‑первых, что ни разу её не видел, а во‑вторых, что её вообще раньше не было в главном зале. По идее, за этой стеной должна быть улица, а не какой-то чердак.

– Приглашаешь? Почему бы и нет! Я тебе и подарочек принёс! Не такой вкусный и питательный, конечно, как десерт от Кары, но уж чем богаты! Надеюсь, кстати, что мы с ней не пересечёмся. Устроишь?

Не дожидаясь ответа (а его и не могло быть), я поднялся по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

Конкретного плана действий у меня не было. Просто хотелось побыть совсем одному, отдохнуть от всех: мамы и её хахаля, Кары, Грифона, Рин, преподов из универа. Почему бы не устроить себе небольшие каникулы, пока кукуха не улетела в тёплые края. Перед каждым поворотом я опасался, что Ловец не впустит меня дальше и выведет в главный зал. Но коридоры и комнаты не повторялись, и я почти физически чувствовал, как отдаляюсь от всех своих проблем и забот.

Единственным знакомым, которого я встретил, был Логика. Он отсыпался в бежевом кресле-мешке, похожем на гигантское гнездо. С первого взгляда я его не узнал: остатки дредов были сбриты под машинку. На бледной коже головы, как материки на причудливой планете, багровели гематомы. Из-за расквашенного носа он дышал ртом. Рядом с креслом-мешком притулилась гитара и бутылка воды. Я не сомневался, что Ловец позаботится о нём, поэтому просто пошёл дальше.

Я оставил позади двери «Гончарная мастерская» и «Музыкальный магазин». Спустился по скрипучей приставной лестнице. Зачем-то постучался, а потом зашёл в дверь с надписью «Шаурма», но никакой шаурмы там не было. Только вертикальный гриль с вертелом, обмотанным витками Ловца, и запах, как будто её только что приготовили. Следующее помещение называлось «Кошачий питомник», но котят там тоже не было, только пара пустых клеток с запылёнными игрушками и мисками.

Через пару часов я более-менее успокоился. Почувствовал, что голоден, и остановился в раздумьях. Можно было вернуться в комнату без шаурмы и поискать что-нибудь съедобное там, но я решил попробовать способ Кары:

– Привет ещё раз, э-э-э… Ловец. Я бы хотел поесть… Если тебе не сложно. Вот смотри, что принёс.

Я достал из кармана баночку из-под аскорбинок со своими височными волосами, отвинтил крышку на пол-оборота, чтобы образовалась щель, и привязал к ближайшему свободному концу. Ловец никак не отреагировал.

– Заранее спасибо. Мне не срочно, – на всякий случай уточнил я и пошёл дальше.

Коридор. Коридор. Комната. Помещение было узловым: из него дальше вело аж три двери, причём одна из них без названия. Вдоль стен стояли комоды с игрушками, в углу – столик с разбросанными карандашами и листами бумаги, а посреди комнаты – несколько маленьких кроваток. Почему-то они навевали тоску. Я подошёл к столику и посмотрел на неоконченные рисунки. Несколько завершённых висели на стене, пришпиленные к Ловцу канцелярскими кнопками и английскими булавками. Несмотря на очевидно детскую манеру исполнения, сюжеты были нетипичные.

В центре, на клетчатом листочке, вырванном из блокнота, были изображены двое: маленький человек с треугольным телом и торчащими ёжиком оранжевыми волосами и большая прямоугольная женщина с толстыми жёлтыми косами. «Уна и Рин», – понял я. Оставшееся пространство листа заполняли разноцветные кривые смайлики, звёзды и бабочки, а наверху было тщательно выведено печатными буквами слово «ДРУШБА». Сцепленные руки женщин были зарисованы во много слоёв чёрным и цветными карандашами. Я живо представил, как неловкая детская рука вдохновенно рисует этот большой клубок, так что листочек протирается до дыр.

На рисунке слева я узнал Курта (с кружочками в ухе и волосами, раскрашенными простым карандашом), Кару (в мешковатой толстовке и с алыми прядями на чёрном фоне), Грифона (с жёлтыми глазами и крючковатым носом) и Радугу (похожую на пухленькую диснеевскую принцессу). У всех в руках были инструменты, а сверху косыми линиями обозначались лучи прожекторов. На правом листе красовалось «Вербное потрясение». Только у Слэма вместо головы почему-то был большой чёрный пистолет.

Странно всё это: я думал, несовершеннолетних не пускают в «Подвал» и только для Некрюка сделали исключение как для члена группы. Могло ли случиться так, что какой-нибудь ребёнок или дети приходили поиграть в петли? Может, они даже заблудились? Чем дальше я смотрел рисунки, тем тревожнее мне становилось: в стиле супергеройских комиксов с подписями «Бдыщ», «Хрясь!», «Кусь!» кто-то нарисовал сцену