— Нечто гораздо более ценное, — серьёзно ответил я, отодвигая карту, чтобы она могла видеть. — И гораздо более опасное. Похоже, ваш визит затянулся не просто так. Вы оказались в самом эпицентре бури, графиня.

— А я обожаю плохую погоду, — она без разрешения протянула руку и пододвинула к себе карту, её тонкие пальцы скользнули по чужой топографии. — Особенно когда гроза бушует где-то рядом, а ты сидишь в прочном, надёжном доме. С интересным собеседником. — Она бросила на меня быстрый взгляд из-под длинных ресниц, а затем снова уткнулась в карту. — Это… это же наша местность. Но какой кошмарный сон картографа. Кто это рисовал? Пьяный гном?

— Кто-то, кто видел эти места иными. Или видит их такими, какими они должны стать, — пояснил я. — И, похоже, мой отец дал им для этого инструмент.

Анна подняла на меня глаза, и в них уже не было ни кокетства, ни игры. Была та самая стальная хватка аристократки, которая веками училась править, интриговать и выживать.

— Инструмент? Вы говорите о том «Ключе», который все ищут? — Она покачала головой. — Байрак, этот выскочка с претензиями на трон, мой отец со своими вечными страхами, вы… Все сходите с ума из-за какой-то мифической безделушки.

— Это не безделушка, — тихо, но чётко сказала Маша, вступая в разговор. Её голос прозвучал неожиданно твёрдо. — Это дверь. И папа… И он пытался не допустить её открытия.

Анна замерла, её взгляд перебегал с испуганного лица Маши на моё мрачное. Кокетливая маска окончательно спала, обнажив умный, холодный, расчетливый ум.

— Открыть… — она протянула слово, обдумывая последствия. — Открыть для кого? Для чего?

— Для них, — я ткнул пальцем в карту, в центр нарисованных Врат. — Для наших лесных соседей. Только не горстками, а… потоком. Армией. Байрак был всего лишь тараном. Таран разбился. Но дверь-то осталась. И кто-то очень хочет найти ключ.

В кабинете повисла тяжёлая тишина. Анна откинулась в кресле, её пальцы барабанили по резному подлокотнику.

— Значит, так, — наконец сказала она, и в её голосе зазвучали нотки, делавшие её старше и опаснее. — Мой отец боится, что вы нажмёте на курок большой войны. А вы говорите, что война уже идёт, просто мы до сих пор не видели её истинного лица. И что эта война может прийти прямиком к нам в гостиную.

— Именно так, — подтвердил я. — И война, что сейчас творится на южной границе империи, по сравнению с тем, что наш ждет, если открыть ворота, покажется лёгкой прогулкой.

Уж я то знал это, как никто другой. Помнится, в какой-то момент эти твари, словно посыпали из всех щелей. Причем это не было плавным ростом, а все выглядело так, словно кто-то открыл кран на полную и тогда напор врага чуть было не снес нас.

— Прекрасно, — неожиданно улыбнулась она. — Значит, я оказалась в нужное время в нужном месте. Скучную дипломатию и подсчёт мешков с дурманом можно оставить старикам. А здесь… здесь решается настоящее.

— Здесь решается, выживем мы или нет, — мрачно поправил я.

— О, да всё гораздо интереснее! — она снова посмотрела на меня взглядом со смесью восхищения и голода. — Здесь решается, кто будет править завтра. И я всегда предпочитала быть на стороне тех, кто делает будущее, а не боится его. Так что считайте, что мои скромные ресурсы и мой скучающий ум — к вашим услугам, Михаил Арсеньевич. — Она игриво склонила голову, как бы делая реверанс сидя. — Если, конечно, вы примете мою помощь. Или я снова должна буду спрятаться и ждать, пока вы не перебьёте всех плохих парней в одиночку?

Я смотрел на неё — на эту странную, опасную, умную и абсолютно бесстрашную женщину, которая влетела в мою жизнь, как ураган. Она была непредсказуема. Она была риском. Но в её глазах горел тот же огонь, что и в моих — огонь борьбы за место под солнцем в мире, который рушился.

— Ладно, — я согласился, разводя руками. — Правила просты: не мешайте, не исчезайте без предупреждения и… — я добавил с намёком, — … постарайтесь не отвлекать меня на… прятки. Пока мы не разберёмся с этим.

— Обещаю быть исключительно деловой и предсказуемой, — она подняла руку, словно давая клятву, но хитрая улыбка в уголках губ говорила об обратном. — Ну, почти. Итак, с чего начнём, командир? С изучения карты сновидений или с поисков того, кто её нарисовал?

Маша, наблюдая за нами, наконец расслабилась и даже улыбнулась.

* * *

— Баран Шайтановский! — с пеной у рта возмущался Велеславский, весь красный от гнева, расхаживавший в халате по своей спальне. Новость о том, что его войска разбили, застигла его в полусне.

И слуга Иван, проигравший в споре, кому идти докладывать плохие новости князю, был счастлив, что у его сиятельства в тот момент не оказалось ничего тяжелее подушки в тот момент под рукой.

— Бараны! Все до одного! Тысяча чертей! Целая армия, элитные части… и проиграть какому-то степному шакалу с шайкой оборванцев! Где логика? Где тактика? Где мой гений, в конце концов⁈

Иван, прижавшись к косяку двери, молча молился, чтобы гнев сиятельства иссяк быстро. Увы, князь только разгонялся.

— Мой план был безупречен! Они должны были бежать, как зайцы! Кто мог знать, что этот… этот Байрак окажется не безмозглым дикарём, а… а… — Князь затравленно заходил по кругу, судорожно теребя пояс халата. — Он переиграл меня. Слышишь, Иван? Переиграл! Какой-то кочевник! Мой отец в гробу перевернулся!

Он резко остановился и уставился на слугу воспалёнными глазами.

— Говори! Говори же что-нибудь, идол бесчувственный! Где промах? В чём ошибка?

Иван побледнел ещё больше. Лучше бы князь швырялся в него подсвечниками, чем требовал военно-стратегического анализа в пятом часу утра.

— Ва-ваше сиятельство… м-может, измена? — выдавил он первое, что пришло в голову.

— Измена? — Князь прищурился, и в его взгляде появилась опасная, лихорадочная искра. — Нет… Глупец. Не измена. Хуже. Это… это его рука — Прохорова!

Он произнёс эту фамилию с таким ледяным скрипом, что у Ивана похолодело в животе.

— Он шепчет на ухо моим врагам. Он насылает туман на мозги моим генералам! Этот упырь, этот живой труп, который никак не сгниёт в своей усадьбе!

Велеславский схватил со стола перочинный нож и с силой вонзил его в столешницу.

Иван в эту секунду чуть было не взвигнул от ужаса: «Откуда у него нож⁉», но сдержался из последних сил, заставил себя замолчать.

— Он смеётся надо мной. Чувствую. Сквозь километры. Чувствую его мерзкую, самодовольную ухмылку. «Разбил твою игрушечную армию, князёк. Иди теперь, поплачь»…

Внезапно ярость