Он атаковал снова, серией яростных, широких рубящих ударов. Я парировал шпагой, но каждый блок отзывался огненной болью в онемевшей руке. Его сила была грубой, животной, не знающей удержу. Моё же фехтовальное искусство, рассчитанное на дуэли и быстрые уколы, было бесполезно против этой медвежьей ярости.

Я отступал, чувствуя под ногами тела павших и скользкую от крови землю. Крики сражения стихали — либо мои люди добивали остатки его отряда, либо… Нет, я не мог думать о втором.

— Я предлагал тебе всё! — Байрак не умолкал, его слова били больнее клинка. — Власть! Богатство! Место у моего правого плеча! А ты предпочёл умереть в грязи, как твой никчёмный отец!

Его следующий удар я парировал не в лоб, а отвел в сторону, позволив тесаку со скрежетом пройти в сантиметре от моего плеча. И тут же, используя инерцию его движения, я сделал шаг вперёд и нанес короткий, хлёсткий укол в предплечье руки, держащей оружие.

Байрак взревел от боли. Клинок его дрогнул. Это был всего лишь тычок, царапина, но он доказал: я ещё могу бить.

Я атаковал первым. Не силой, а скоростью и яростью. Моя шпага заплясала, нанося быстрые, точные удары — не чтобы убить, а чтобы изранить, вывести из равновесия, доказать своё превосходство. Я целился в руки, в лицо, в ноги. Каждый укол заставлял Байрака вздрагивать и отступать. Его тяжёлый тесак был бесполезен против этой града острых жал.

Он отступил к пылающим обломкам своего броневика, споткнулся о труп своего же солдата. На мгновение его защита ослабла. И я воспользовался этим.

Мой клинок описал резкую дугу и выбил тесак из его ослабевшей, израненной руки. Оружие с грохотом полетело в сторону.

Байрак замер, тяжело дыша. Кровь текла по его лицу из пореза на щеке, рука безвольно повисла. Он был побеждён. Но в его глазах не было страха. Только ненависть и какое-то странное, почти голодное любопытство.

— Ну что, герой? — он выплюнул на землю сгусток крови. — Добей. Сделай это. Стань таким же мясником, как я.

Я подошёл вплотную, приставил остриё шпаги к его глотке. Рука не дрогнула.

— Где маг? — спросил я ледяным тоном. — Кто он? Кто стоит за тобой? Кто дал тебе этого «бастарда»?

Байрак усмехнулся, и кровь выступила у него на губах.

— Ты думаешь, я — верхушка? Милый мальчик. Я всего лишь… управляющий. Страж порога. А дверь… дверь уже открыта. С помощью твоего папочки, между прочим. Его «Ключ»… он не запирает, князёк. Он отпирает.

Внезапно его глаза расширились. Он уставился куда-то за мою спину с таким выражением, будто увидел призрака.

Я резко обернулся, ожидая удара в спину.

Но там никого не было. Только поле боя, дым и трупы.

Когда я снова посмотрел на Байрака, он был уже мёртв. Его лицо застыло в маске неподдельного ужаса.

Кто-то наблюдал. Кто-то приговорил его к молчанию. И этот кто-то был здесь, совсем рядом.

Я выдернул клинок и отступил, вглядываясь в клубящийся дым. Тени плясали на границе света и тьмы, принимая обманчивые очертания.

— Ваше сиятельство!

Капитан подбегал ко мне, его лицо было залито кровью и потом, но в глазах горел огонь победы.

— Мы их… Мы сломили! Остатки разбежались в лесу! Мы… — он замолк, увидев тело Байрака и моё лицо. — Вы ранены?

Я медленно покачал головой, всё ещё сканируя периметр. Ощущение, что за нами наблюдают, не исчезало.

— Потери? — спросил я, заставляя себя вернуться к реальности.

— Только раненые, — лицо Немирова помрачнело. — Но мы выстояли. Благодаря вам.

— Собери раненых. Найдите Глашу, она знает травы. Обыщите броневики, всё, что может пригодиться — медикаменты, оружие, еду. И… — я взглянул на мёртвого мага, — обыщите его. Всё до последней бумажки.

Немиров кивнул и бросился выполнять приказы.

Я остался стоять над телом Хана Байрака. Великий интриган, властитель теней, закончил свою жизнь как загнанный зверь, отравленный своим же хозяином. Его последние слова звенели в ушах: «Он не запирает. Он отпирает».

Капитан Немиров удалился, отдавая резкие, чёткие команды. Воздух, ещё недавно наполненный рёвом моторов, свистом пуль и криками умирающих, теперь гудел от приглушённых стонов раненых, треска догорающего дерева и металла, от деловитых голосов моих солдат.

Я сделал глубокий вдох, заставляя холодный гнев отступить и уступить место расчётливости.

Обойдя тело Байрака, я направился к дымящимся остовам машин. Картина предстала суровая, но обнадёживающая.

Хотя люди хана, поняв, что поражение неминуемо, пытались сжечь броневики. Большинство из них все же остались в целости.

Боеприпасы Байрака подходили к нашему оружию — стандартный калибр Империи. Это означало, что мы не просто пополнили запасы, а удвоили их.

Также в броневиках нашлись ящики с провизией: с тушёнкой, сухарями, шоколадом. Нашлись и походные аптечки с бинтами, йодом, антисептиком и даже дозами морфия. Для людей, измотанных боем, это было ценнее золота.

В карманах убитых нашлось множество карт и документов. Были приказы за печатью Байрака, несколько личных писем. Всё это было сложено в отдельную папку для последующего изучения. Ключ к интригам против меня мог быть здесь.

Тело мага обыскали тщательнейшим образом. Никаких бумаг. Ни опознавательных знаков. Только странный, холодный на ощупь металлический жетон с изображением стилизованной двери или врат. И ещё — едва уловимый запах озона и серы, исходящий от кожи, даже после смерти. Этот жетон я забрал себе, сунув в внутренний карман. Он отдавал ледяным холодом, проникающим сквозь ткань.

Подошёл Немиров с докладом о полученных в бою трофеях и количестве раненных. Он докладывал это с невозмутимым лицом старого служаки, но в его глазах читалось невероятное облегчение. Выжить в лобовой стычке с превосходящими силами Байрака и не потерять ни одного человека — это было чудом. Чудом, оплаченным иссякшей магией, стальными нервами и холодной яростью.

Трофеи были богатыми. Они давали нам шанс. Но последние слова Байрака и мёртвый взгляд мага-бастарда висели в воздухе тяжёлым предзнаменованием.

— Хорошо, — наконец сказал я, поворачиваясь к Немирову. — Грузим всё ценное и выдвигаемся. Раненных в первую очередь.

Стоило нам въехать в ворота, как у каждого дома стали разжигаться огни, чтобы лучше разглядеть стальных монстров хана Байрака. Нас встретили удивленные возгласы женщин и стариков, оставшихся сторожить дома и ни на секунду не сомкнувшихся глаза, пока нас не было.

Я спрыгнул с подножки броневика, едва удерживаясь от того, чтобы не схватиться за бок. Адреналин отступил, и каждая мышца, каждый сустав громко заявляли о себе ноющей болью.

И тут сквозь толпу ко мне прорвалась она.

— Миша!

Это был сдавленный, полный слёз и неподдельного ужаса