В местах, где прошла моя бурная молодость, не принято благородным людям без крайней надобности разгуливать по ночам. Принято сидеть большой компанией, пить водку, играть в карты и рассказывать анекдоты. Искать же по ночам на свою голову приключения считается верхом глупости.

Но, первое – теперь я живу в столице, где светская жизнь не прекращается ни на минуту. А по слухам, Невский проспект именно ночью раскрывается во всей красе.

Второе – сегодня не просто ночь, но Новогодняя, когда, согласно восьмому пункту Соглашения между людьми и нежитью, договаривающиеся стороны обязуются соблюдать перемирие, ибо праздник – он для всех петербуржцев праздник!

И, наконец, третье – я возьму с собой большой зонт-трость. Как любят говорить арабы: «На Аллаха надейся, а верблюда привязывай».

II

На улице творилось черт знает что! Лучше всего происходившее охарактеризовал в своей лаконичной манере гениальный Пушкин: «Погода была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями; фонари светились тускло; улицы были пусты». Столько лет прошло, но ничего не изменилось!

Впрочем, одно изменение все же произошло: улицы не были совершенно пустыми. По одиночке, парами и даже небольшими группками петербуржцы двигались, текли вдоль канала в направлении Невского.

Над головой раздался оглушительный взрыв, невольно я присел и закрыл голову руками. Как бывший военный, пусть и врач, я знаю, насколько опасным может быть взрыв пороховой бомбы. Не поднимаясь, я принялся озираться по сторонам в поисках причины случившегося. В нескольких метрах от меня из большой лужи поднялся мужчина и, чертыхаясь, принялся чистить свое пальто.

– С Новым годом, уважаемый! – раздались голоса за моей спиной.

Обернувшись, я увидел группу мужчин, намеревающихся свернуть в переулок. Отчего-то они были без головных уборов.

– Да продлит Аллах ваши дни! – с поклоном произнес пожилой горец, возглавляющий эту компанию.

Я сообразил, что сижу у них на дороге. Наверное, им смешно видеть подле своих ног озирающегося в страхе дворянина. Мне стало стыдно. Я встал и молча посторонился, пропуская горцев.

– И вас с праздником, уважаемые. Примите совет скромного врача. Пренепременно купите себе головные уборы. В сыром и холодном климате это обязательно.

– Да что вы с ними цацкаетесь! – зло сказал мужчина, чистивший пальто. – От них все наши беды! У них и вида на жительство наверняка нет, и налоги в казну они не платят! Одним словом, понаехали тут!

Увы, ксенофобия – распространенный порок в современном мире. В условиях мракобесия интеллигентный человек просто обязан быть гуманистом и прилагать все свои силы для развития толерантности в обществе. К тому же, я сам не так давно поселился в столице.

– Милостивый государь, я врач. Кодекс нашего цеха обязывает оказывать помощь любому, независимо от расы и цвета кожи.

– Эдак вы докатитесь до того, что нежить лечить станете. Эх, пропала страна! – махнул рукой огорченный обладатель грязного пальто.

Из верхнего окна дома на другой стороне канала высунулась пьяная рожа, и, подражая официальному глашатаю, радостно завопила новогодние поздравления. В ответ из соседнего окна запустили китайскую шутиху. С невыносимым для образованного человека свистом ракета заметалась между домами. Послышались жидкие аплодисменты. Рожа осклабилась и сообщила, что скоро покажет настоящий фейерверк, после чего скрылась в глубине квартиры.

В ночное время обостряются проявления душевного расстройства, которое московский профессор Петр Борисович Гарушкин назвал пироманией и разместил в классификации болезней рядом со страхами темноты и открытого пространства. По его теории первыми пироманами были наши далекие предки, вынужденные пламенем костра отгонять хищных зверей и злых духов.

Не знаю, насколько это правда. Гарушкин, как известно, материалист, что заставляет относится к его рассуждениям с изрядной долей скепсиса.

Объективный факт, что исстари пироманы ценились как хорошие сторожа, но по мере развития цивилизации их страсть к огню стала оборачиваться пожарами и жертвами среди населения. Приблизительно сто лет назад один из императорских фаворитов, радея о государственной пользе и озаботившись сохранностью принадлежавших ему доходных домов, догадался пристроить большую часть пироманов в пожарную команду.

От размышлений меня отвлек вид артиллерийского орудия на Каменном мосту. Если бы не присутствие рядом с пушкой наряда полиции, я мог бы решить, что происходит государственный переворот. Орудие было ужасающе огромного калибра. Пироманы (по всей видимости, это были именно они) деловито зарядили его и принялись наводить.

Опасаясь за свою жизнь, я прибавил шагу и вскоре оказался за спинами артиллеристов. Почувствовав себя в относительной безопасности, я присоединился к полицейским, с любопытством глазеющим на происходящее.

Пушка шарахнула!

Теперь я узнал, что было источником грохота, испугавшего меня несколько минут назад. Гром выстрела был настолько силен, что в доме Ягужинских, расположенном напротив, вылетело и вдребезги разбилось на мостовой оконное стекло.

Публика вокруг прыгала и размахивала руками, сохраняя подозрительное молчание. Через секунду небо озарила ярчайшая вспышка – это взорвалась осветительная бомба. Нахлынули воспоминания. Мы использовали такие в Маньчжурии во время десанта через болота Тумангана для освещения поля сражения в ночное время. Очень удобно: присутствие Селены позволяет в полном объеме использовать боевую магию, а осветительные бомбы дают возможность командирам видеть действия войск. Да и художники-баталисты, аккредитированные для натурного живописания доблести русского оружия, весьма довольны.

Стоящий рядом широкоплечий полицейский внимательно посмотрел в мое лицо и знаками дал понять, что я оглох.

Я запрыгал на одной ноге в надежде вернуть себе способность слышать. Это старый медицинский прием, им с успехом пользуются мальчишки, когда во время купания вода заливает им уши. К счастью, мне быстро удалось вытрясти из ушных проходов пороховой дым и окружающий мир вновь наполнился звуками.

Пироманы деловито принялись заряжать пушку еще одним зарядом. Я решил не искушать более судьбу и со всей возможной поспешностью продолжил свой путь.

III

До Невского оставалось не более тридцати метров, когда я заметил, что в тени Казанского собора происходит какая-то пренеприятнейшая история.

Группа мужчин в ватниках и малахаях, числом до полудюжины, охватив полукольцом благородного горожанина, оттесняла его в темноту. От нападавших пахло злобой, и этот запах явственно говорил об их мерзких замыслах.

Волею случая на моих глазах совершалось преступление, и, как благородный человек, я был обязан вмешаться. Идею позвать на помощь городового я отбросил сразу. В сутолоке праздника никто не услышит подобных призывов, а если и услышит, то примет за дурачество подвыпивших горожан. Броситься на помощь? Но бандитов слишком много, повлияет ли моя храбрость на ситуацию или приведет лишь к тому, что вместо одной жертвы будет две? К счастью, сомнения души не повлияли на реакции