— Сама червяк. — Горыныч тормозит на полянке, пытаясь отдышаться.

Фыркнув, Есения пытается поймать пролетающую бабочку. Разлетались, блин. Не видят, что ли, тут хищник сидит! Голову от Горыныча она благоразумно прикрывает. Недавно научилась! Просто представляешь, как сверху опускается энергетический колпак и всё. Другие больше не знают, что ты думаешь, пока сама не расскажешь. Классно Есения придумала. А бабочка плохая. Она её лапками оп, а эта крылышками хлоп и вверх улетела зараза! Даже не допрыгнуть! У-у-у, плохая бабочка. Хищницу голодной оставляет!

— Пошли. — Горыныч смотрит вслед улетающей заразе и идёт куда-то к краю полянки.

— Чего делать будем? — Есении идти скучно. Она прыгает из стороны в сторону, радостно атакуя одну травинку за другой. Получай, природа! Знай, кто тут молодец! — Опять Лешевиков караулить?

— Не. — Горыныч мотает головой и садится возле цветочков. — Смотри, чё. Пока ты с Ёкки вчера возилась, я вон чего учудил.

Есения тоже садится рядом, перебирая лапками и внимательно смотрит на цветы. Розовые, синие, голубые, белые. Мелкие и не очень. Симпатичные, конечно, но какие-то весьма бесполезные. Ёкки из них, конечно, что-то там варит, сушит их, говорит, что это для вот этого, а вот то для того, но Есении такое не нравится. В бою не будет времени перебирать кучу сухого хлама и бутыльков, чтобы силы восстановить или ещё чего. В бою надо нападать. Царапаться, кусаться, быстро перемещаться из стороны в сторону. Вот это надо. Это полезное. А цветочки… Фи. Кощей вот её понимает, учит драться. А Ёкки…

Денис выпускает из пальца искру в сторону белого цветочка, и он моментально вспыхивает фиолетовым пламенем, вызывая у Есении восторженное шевеление ушами. Вот это прикольный фокус! А потом Горыныч начинает выпускать искры в остальные, и они тоже вспыхивают то голубым пламенем, то розовым, то практически прозрачным… Красиво. А Есения так не умеет. Глупая природа опять обделила некоторых существ. Горыныч огнём играет, Водяной может водой облить, поэтому Есения старается к нему не захаживать, кто-то воздухом сдувает, из песка может построить какие-то интересные штуки, а Есения… Ничего не может. У неё только лапки с острыми когтями да зубы острые. Бесполезная она какая-то животинка. Придёт большой маг когда-нибудь, посмотрит на неё и скажет — фи. Не надо мне такую. Глупая природа.

Пока цветочки быстро вспыхивают и гаснут, коварный дым забирается Есении в нос, что-то там щекочет и… Она чихает. Прямо на полыхающие цветочки. Горыныч не зверствовал, поджигал исключительно те, которые возвышались над остальными, чтобы они не зацепили ничего и не устроили очередной пожар. А вот энергия, всколыхнувшаяся после чиха, плевать хотела на безопасность и перенесла огоньки на соседние цветочки. А потом ещё и ещё. И вот уже большая половина полыхает, не собираясь останавливаться.

Быстро переглянувшись с Горынычем, Есения решает, что лучше им убраться отсюда подальше, ибо никто из них тушить пламя не умеет. Да и как? Горыныч только огнём может пуляться, а Есения вообще ничего не может. Уговаривать Горыныча не приходится. Тот первым разворачивается и бежит прочь от устроенного ими мини пожара. И Есения бежит. Перепрыгивая ветки, ямки, траву…

— Куда? — Есения сбавляет темп, оборачиваясь к Горынычу.

— К горе!

Коротко кивнув, Есения сворачивает на неприметную дорожку, которая идёт вокруг всего острова. Если разделиться, будет проще затеряться. Главное сильно не шебуршать. В горе они с Горынычем давно устроили что-то вроде укрытия. Натаскали веток, загородили им одно из углублений, а внутри соорудили лежанки из сухой травы. Горыныч соорудил. И натаскал. Есения командовала процессом. Что ещё оставалось делать, когда хваталок нет?

Перед тем, как залезть внутрь, Есения тормозит, прислушивается и, убедившись, что она здесь точно одна, уходит с дорожки прямо в кусты. Ветки мешаются, касаются шерсти, и это каждый раз нервирует, зато вряд ли кто-то из местных жителей решится так же пробираться к заветному убежищу. Внутри всё так же, как и в прошлый раз. Значит, никто не приходил. Стараясь не задевать стены, покрытые копотью, Есения доходит до своей соломы и ложится на неё, лапкой цепляя и притягивая к себе чучело мыши. Его Ёкки недавно принёс откуда-то и вручил.

Есении такое понравилось. От мыши пахло как-то приятно и совсем не мышью. Она любила засыпать, уткнувшись в неё носиком. И сейчас, после осознания ужаса, что они натворили, и бега она как-то успокаивала. Словно дома оказалась. В тепле, уюте и заботе. Ёкки с Кощеем, разумеется, заботились о них с Горынычем, но это всё равно было для Есении каким-то чужим. Временным. Будто её место не здесь, а где-то далеко-далеко на Большой земле, о которой рассказывали сплошные ужасы. Есения в ужасы не верила. Ведь если бы там было всё настолько ужасно, то разве жил бы там кто-то? Вот вырастет, станет большой, сильной и доберётся до Большой земли…

***

К дому они с Горынычем рискнули вернуться только ближе к вечеру. Ёкки не любил, когда они гуляли целый день, но сильно не переживал. Куда они с острова денутся? К тому же, за такие гуляния он обычно запрещал на следующий день выходить даже просто рядом с домом постоять и заставлял сидеть и учиться. Перспектива так себе, но зато шум на острове утих, от пожара быстро избавились, и они вроде как уже не при чём.

Тихонько, чтобы никто не слышал, Горыныч открывает дверь и первым заходит внутрь. План наипростейший — пробраться в комнату и сделать вид, что они там уже давно сидят, а не только пришли. И им это почти удаётся. Горыныч проскальзывает в сторону комнаты, а вот Есения натыкается прямо на Ёкки, выходящего из кухни. Крайне недовольного и вообще какого-то злого.

— Явились, значит. — Ёкки преграждает Есении путь, грозно сверля её взглядом. — Где вас носило, ироды малолетние, а?

— Гуляли. — Есения, понимая, что бежать бесполезно, садится и замечает за спиной Ёкки Горыныча, который руками показывает какие-то волнообразные движения. — На… Речке.

— На речке, значит. — Ёкки грозно кивает, всем своим видом показывая, что не верит ей. — И что же вы там делали.

— Мы? — Есения вновь смотрит на Горыныча, который разводит руки в стороны, словно плывёт. — Ну… Плавали.

— Плавали? — Ёкки вопросительно вскидывает брови. — И как