– Из Фростлэнда проложили новые рельсы. Теперь дорога занимает меньше времени. Тем более, нам не терпелось поскорее взглянуть на новую зверушку при дворе.

Острые уши выглядывали из темных аккуратных прядей, черты лица вытянутые, глаза цвета светло-зеленого мха, макияж с потекшими блестками. Все такой же вызывающий корсет, переходящий в длинную юбку с пышными оборками. Эльфийка была одета не как прислуга, но и не как леди, которую мне довелось видеть вчера.

Бьянка шагнула и брезгливо потянулась к моим ушам, спрятанным за завитками локонов. Я перехватила ее запястье и пролепетала, сильнее сжимая пальцы с каждым словом:

– Осторожно, дорогуша, зверушка кусается. Просто еще предупреждающую табличку не повесили.

– Да как ты…

– Эвелин! – рявкнула Селин и тут же оказалась рядом. Я нехотя разжала пальцы, не стирая услужливой улыбки. – Прошу прощения, Бьянка. Она новенькая, да и к тому же не знакома с местным этикетом.

– Я непременно расскажу об этом леди Фэлис! Незнание не освобождает от ответственности, Селин, – обидчиво пропищала та.

– Эвелин очень сожалеет и хочет извиниться, не так ли? – Мажордом выжидающе сверлила меня взглядом.

Я с силой сжала челюсти, чтобы не показать задетое эго.

Давненько мне не приходилось наступать на свою гордость, так еще и перешагивать через нее. Этой эльфийке действительно повезло: я могла и нос разбить за такие слова.

– Да, Селин, – процедила я, но затем прокашлялась и сыграла роль провинившейся: – Бьянка, вас так зовут? Приношу искренние извинения за свое неподобающее поведение. Мы, люди, – дикий народ. Впредь подобного не повторится.

Бьянка явно не была этим удовлетворена, но, поджав губы, просто вышла вон.

– Либо Лорелей забыла тебе рассказать, либо ты пропустила это мимо ушей, милочка, – недовольно начала Селин. – Прислуге замка полагаются штрафы за мелкие нарушения. При нарушении субординации наказание определяет тот, перед кем провинилась прислуга. Мне доложили о твоих фривольных высказываниях на вчерашнем вечере. Видимо, тебе потворствуют Сказители, раз лорд Уайт списал все на твою глупость. В следующий раз так может не повезти. Не думаю, что люди настолько бестолковы, чтобы не понимать, с кем можно так говорить, а с кем нет. Я выразилась ясно?

– Как ясный день.

Лорд Уайт? Значит, этот Вилиан – родственник Брэннуса Уайта. Сын? Что-то мне подсказывает, что тем доносчиком была тихоня Лорелей.

– Эвелин, ты обучена грамоте? – вдруг спросила Селин, и я кивнула. – Хорошо. Лорелей, сходите вместе с ней на меркато. Дразен передаст список. Может, в будущем, Эвелин, ты уже одна будешь ходить за продуктами. В замке не многие умеют читать, а память у всех и вовсе короче хвостиков пикси.

Селин с резкостью педанта разгладила юбку и ретировалась.

– Что это была за дря… – осеклась я в последнюю секунду. – Прелестная девушка?

– Камеристка и по совместительству лучшая подруга дочери лорда Брэннуса, – шепотом ответила Лори.

Закончив уборку в абсолютном молчании, мы отправились на задний двор, где вчера я провожала скрипача. Из головы все никак не выходил совет музыканта, вернее, фамилия человека, который может выменять заколку.

– Надень. – Лори протянула куцый плащ, старательно избегая моего взгляда.

Едва стоило оказаться снаружи, как стражники тут же преградили путь.

– У меня распоряжение от мажордома Селин. Необходимо показать Эвелин центральный меркато, чтобы в дальнейшем она могла сама ходить за продуктами.

Остроухие стражники косились то на меня, то на список повара, который Лори вручила словно пропуск. Я разглядывала двор при дневном свете, сжимая рукоять плетеной корзины.

Лицо обдавало утренней летней прохладой. По брусчатой дороге стелился туман. Он плыл со стороны деревьев, проникая своими щупальцами через забор, увенчанный плетущимся растением, походившим на плющ.

– Идем? – кивнула Лори и пояснила: – Через главный вход прислуге выходить запрещается.

Мы обошли замок вдоль стены и вышли к мощеной площади с фонтанами и зловещими статуями: то ли ангелы, то ли крылатые фейри. Я не могла разглядеть все как следует, потому что шагала по узкой тропинке для прислуги,

Высокие заборы. Стража на каждом посту. Ну камер точно быть не должно. И все равно так просто не сбежать.

У центральных ворот Лорелей вновь отчиталась перед стражей, и мы ступили на длинный мост, ведущий к городу, – словно та самая тропа из желтого кирпича в волшебную страну Оз.

Весело размахивая пустой корзиной, я в такт мотала головой, разглядывая высокие каменные изваяния. Они возвышались по обе стороны моста, понурив головы в тяжелых капюшонах.

Вдруг послышался знакомые звуки: стучание колес и гудок. Я подбежала к краю. Вдали виднелся длинный железнодорожный мост, лежащий над водой. А по нему, пыхтя черным дымом, неспешно тянулся паровоз в сторону города.

Улыбнувшись мысли, что попала все же не в грязное средневековье, я поспешила нагнать Лори.

Мост плавно перетек во владения города. С каждым шагом до уха долетали лаяние псов, брань прохожих, звон церковных колоколов. Плотная дымка окутывала крыши не только из-за тумана: в воздухе витал запах гари, черный дым валил из видневшихся заводских труб. Здесь царствовала готика: дома, наседающие друг на друга, вьющиеся растения вдоль кирпичных стен, узкие балкончики.

Я изучала когда-то архитектуру и искусство, но исключительно для того, чтобы производить впечатление образованной богатой сучки. Здесь же творился хаос. Прекрасный хаос: смешение эпох, квинтэссенция старинных районов городов Европы. Но и пахло здесь соответствующе.

– Лорелей, – нарушила молчание я, – у нас, людей, считается, что фейри владеют магией. Только волшебством в Лэндэльфе, м-м-м… и не пахнет.

Среди прохожих встречались исключительно эльфы, разодетые все в те же нелепые одежды: парень мог нацепить жилетку и рваное жабо поверх голого тела.

– Потому что его нет, – обронила та. – Было когда-то, до Великого раскола. Когда люди забрали источник, вместе с ним исчезла и магия. Считается, некоторые потомки и старые ворожеи способны творить то, что мы бы назвали волшебством.

– А почему я понимаю вас? В том смысле, что все говорят по английски.

Лорелей озадаченно нахмурилась:

– По-английски? Значит, вы так называете этот язык? Мы зовем его фростским. Матушка рассказывала, что когда-то в каждом королевстве разговаривали на разных языках. Долгое время самым влиятельным оставалось королевство Фростлэнда. Именно оно и повлияло на то, что теперь в Пентамероне говорят на фростском. Я родилась, не зная другого языка. Но высшая знать, к примеру, разговаривает между собой на неаполитанском. Он считается языком потомков.

Я понимающе закивала, вспоминая, как король однажды обратился к сыну.

Нечто пролетело перед глазами со стрекочущим звуком. Приглядевшись, я различила летающих созданий наподобие того, что жило в моем фонаре.

Ближе к рынку публика стала куда разнообразнее: карлики или же гномы, тролли, прочие создания, названия