свисала сеть серебряных нитей, огромная комната сияла бледным светом, как полная луна, отражающаяся в океане. Если не считать величественного потолка, вся комната утопала в бардаке. Сломанная мебель, манекены, горы старой одежды, игрушки и даже парусная шлюпка в натуральную величину с треснувшей мачтой валялись без малейшего намека на порядок.
– Ты это слышишь? – Твен смотрел на обтянутый серебряной сетью потолок.
Кинта не слышала ничего, но Твен стоял завороженный, будто наслаждаясь персональным концертом.
У двери в эту комнату висела очередная медная табличка. Кинта вслух прочла нанесенный на нее текст:
– «Под небесными нитями, возможно, найдешь ты то, что ищешь. Но будь осторожен, ведь то искомое забрали у тех, кому нечего терять. Завладев тем искомым, ты рискуешь навлечь на себя неожиданно много проблем».
– Звучит загадочно или излишне драматично?
Кинта скептически изогнула бровь:
– Мы застряли в этом невозможном магазине стараниями таинственной старухи, а тебя настораживает эта пластинка?
– Признáюсь, я потрясен нелепостью всей ситуации. – В этот момент его желудок заурчал страшно и настолько похоже на просыпающееся чудовище, что Кинта засмеялась.
– Извини! – Она зажала рот ладонью.
– За то, что засмеялась?
Девушка кивнула с несчастным видом.
– Никогда не извиняйся за то, что смеялась над таким, – проговорил Твен, не сводя с нее глаз. – Жаль, что у меня в желудке заурчало, но я рад, что благодаря урчанию я услышал твой смех.
Смущение накрыло Кинту с головой. Теперь этот удивительный незнакомец знал о ней три вещи: он знал, кто ее мать, потому что видел фотографию; он знал, что она боится темного замкнутого пространства; он знал, что внутри у нее живет смех, способный восстанавливать сломанное. Немало она раскрыла о себе за один вечер.
– Пойдем! – Кинта отвернулась от Твена. – Хочу посмотреть, что в третьей комнате.
– Секунду! – За несколько заходов Твен подтащил к ближайшей каменной колонне пару высоких стульев и резной деревянный стол. – Кажется, под потолком здесь звездный свет. Мне он пригодится, и чем больше, тем лучше. Вот, подержи. И никуда не уходи. Не хочу тебя здесь потерять.
Твен вручил Кинте сумку. На глазах у изумленной девушки он пирамидой поставил стулья на стол, потом вскарабкался на них. Кинта в жизни не видела, чтобы люди – за исключением белки, удирающей от решительно настроенного кота, – лазили так быстро.
Твен успел подняться на пирамиду из мебели и ощупать каменную колонну, прежде чем до Кинты дошел смысл его слов: «Не хочу тебя здесь потерять».
Не хочу тебя потерять.
Такого Кинте не говорил никто. Она здорово умела терять и теряться, а этот парень потерять ее не хотел.
Странное чувство – смесь грусти и надежды – охватило Кинту, и она прижала сумку Твена к груди. Она не спускала с него глаз, пока он влезал на колонну – перебирал руками и ставил стопы в неровности грубого камня. Двигался он уверенно, будто всю свою жизнь лазил по высоким колоннам в виде человеческих фигур к блистающим серебром потолкам. Может, так оно и было. Кинта не имела возможности выяснить правду.
Твен добрался до вершины колонны – руки гиганта, на которой он вполне мог стоять, – и начал перебирать пальцами серебряные нити на потолке. Это впрямь был звездный свет? А если да, могли ли они использовать его для магии?
От такой перспективы у Кинты аж пульс подскочил.
Твен потянул за одну из нитей – она не шевельнулась. Потянул снова – сияние потолка замерцало. Когда свет погас, а потом снова загорелся, Кинта поняла, что над головами у них даже не сеть, а огромное кружевное полотно, сотканное из тоненьких нитей звездного света.
Неужели такое было возможно?
Кружево из звездного света никто не плел веками.
Вопросы пронеслись сквозь сознание Кинты, а Твен тем временем отпустил серебряное кружево и скатился вниз по каменной колонне.
– Так себе идея, – заявил Твен, эффектным движением спрыгивая с шаткой мебельной пирамиды.
– Это звездный свет, да? – взволнованно спросила Кинта. Она по-прежнему прижимала к груди его сумку, не вполне готовая с ней расставаться.
– Нити похожи на то, что я видел.
– А где еще ты видел звездный свет?
– Его в музеях выставляют, – быстро ответил Твен, в голосе которого слышалась опаска.
Ну разумеется, в музеях. Там Кинта тоже его видела. Старые тусклые нити по-прежнему мерцали, но не так, как потолок этой комнаты.
– Вот бы нам несколько нитей! – Во взгляде Кинты мелькнуло страстное желание. Подержать в руках звездный свет ей хотелось всегда, с тех самых пор, как мать рассказала ей о Салоне, и как Марали плела кружево из небесных нитей.
Твен открыл рот, потом закрыл, словно какой-то секрет рвался наружу. Но затем он пожал плечами.
– Я думал, что смогу вытащить одну из нитей, но они переплетены слишком плотно. Нам придется идти дальше.
Оба долго молчали, глядя в потолок: целое море возможностей, но недоступных.
– Готов увидеть следующую комнату? – наконец спросила Кинта. В ее голосе звучало разочарование: надо же, быть так близко к магии, но не иметь шанса взять себе хоть немного.
– После тебя, – ответил Твен, потянувшись за своей сумкой, которую Кинта неохотно отдала.
Следующая комната лежала за пурпурной дверью и была полна книг. Но полна не так, как полна книг библиотека богача. Нет, она была набита книгами, как некоторые люди полны грустью, а некоторые места – воспоминаниями. Комната тянулась вдаль, и книги стояли сотнями кривых, изогнутых стопок, похожих на сталагмиты. Освещал комнату масляно-желтый свет, источаемый стеклянными шариками, висящими на цепях среди книг.
– Ну и ну! – выдохнула Кинта, когда вошла в комнату по тропке между башнями томов. – С чего тут вообще можно начать поиски?
Впрочем, она уже чувствовала: ей есть что искать, и заниматься этим нужно именно здесь. Изумление наполняло Кинту, когда она поднимала взгляд, стараясь прочесть название на корешке каждой из книг. На мгновение она представила людей с названиями на корешках-позвоночниках. Будь тела книгами о нашей жизни, какое название красовалось бы на ее корешке?
Например, «Девица-разочарование, мечтавшая о нереальном будущем».
Или «Доподлинная история девицы, которая владела кусочком лунной тени и не представляла, как ею распорядиться».
Думать о таком было, разумеется, абсурдно, и обычно Кинта не позволяла себе этим заниматься. Но почему-то блуждание по лабиринтам историй внушало, что можно думать о чем хочется. Оно внушало, что у людей вполне могут быть названия на позвоночниках-корешках, а часть страниц загнуты от желания запомнить написанные на них слова.
– Что ты ищешь? – спросил Твен откуда-то справа. В отличие от собора со звездным светом, где голос Твена разносило