– Жень, ты что будешь представлять на творческом задании? – полюбопытствовала Милана, выбирая платье.

Сегодня она планировала посетить Петергоф.

– Пока не знаю, – честно ответила я.

Про творческое задание я еще не думала. Знала только, что оно должно соответствовать профилю факультета, на который поступал абитуриент, и что его лучше подготовить заранее. У меня была распечатка с рекомендациями, но я проглядела их по диагонали и благополучно забыла – смысл забивать голову, когда я прошла еще не все экзаменационные вопросы по математике и сакральной геометрии?

– Я вчера в Этнографическом такую классную штуку видела – тарелки с национальной росписью, – восторженно поделилась Милана. – Можно же сделать проект посуды с магическими символами – например, на здоровье или на деньги.

– Почему нет? – Я пожала плечами.

– Вот и я так подумала, – согласилась она. – Или можно какой-нибудь защитный амулет создать, чтобы он выглядел как интерьерное украшение, но работал бы на защиту. Например, над входом в квартиру вешать.

Я вновь почувствовала себя несостоятельной: вчерашняя школьница (мы с Миланой не разговаривали ни о том, кому сколько лет, ни кто из какого города, но по всему выходило, что она окончила школу в этом году и сразу поехала поступать) активно рассуждает о творческом задании, ищет вдохновение в музеях, а я, двадцатидвухлетняя тетка, хожу к репетитору по математике и сижу над задачником для поступающих в вузы.

А потом мне в голову пришел топор. В смысле как обухом топора меня огрела мысль: Твардовская, ты же в Питере! Ты уже несколько дней как в Питере, а только в Летний сад и сходила. Питер, лето, белые ночи, в конце концов! Последние, насколько я понимала, уже пошли на спад – весомый повод успеть ими насладиться. В общем, я осознала все это только сейчас.

– Вечером, все вечером, – велела я себе, отодвигая книги, – а сейчас гулять!

На вечер я запланировала забрать ворона из карантина. Надеюсь, пернатый не сильно расстроится, если задержусь, подумала я.

Не знаю, расстроился ли ворон, что я не пришла за ним пораньше, но сама расстроилась точно. Начало прогулки подкосило меня морально. Питер был невероятно богат на кофейни. Они встречались здесь буквально на каждом углу. В моем родном городе о таком приходилось только мечтать. У нас существовало только одно более-менее приличное кафе с относительно демократичными ценами, где можно было посидеть с друзьями – совсем как в молодежных сериалах, но, так как оно было такое одно (в целом-то разных заведений хватало, но выглядели они или как «разливайки» с треснутыми пластиковыми стульями, или как пафосные рестораны с фейсконтролем на входе и заоблачным ценником), свободных столиков там практически никогда не было. Занимали их всегда или работники окрестных офисов, или местные мажоры. Ко всему, среди моих родных так точно считалось дурным тоном ходить по кафе: дома тебя, что ли, не кормят, еще деньги на улице тратить. В общем, когда я мечтала рвануть в Питер в академию, то мечтала еще и об этих кофейнях. Мне казалось, я поступлю, сразу обрету верных друзей или хотя бы милых одногруппников, с которыми мы будем проводить время в кофейнях и булочных, уплетая плюшки и готовясь к занятиям. С Миланой дружить мне категорически не хотелось, других кандидатов в потенциальные друзья я не видела (ворон не друг – он фамильяр), а добило меня осознание, что, если я сейчас потрачу деньги на вкусняшку, потом мне нечем будет нормально перекусить.

Я заходила, небрежно осматривала витрины и выходила прочь. Делала вид, что просто ничего из представленного ассортимента не хочу. Зажралась я. На самом деле с каждым таким визитом мне становилось все грустнее и грустнее. Поехала Твардовская учиться, да. Весь год копила, а в итоге оказалось, что оставшихся после покупки билета и ворона денег хватит впритык до экзаменов, а то они и раньше закончатся, а ведь, даже если эти экзамены я сдам, мне еще как-то надо будет прожить до начала обучения, а там и до первой стипендии. Разумеется, оставался вариант позвонить родителям и попросить их прислать мне денег, и они ведь даже пришлют, но это был вопрос принципа. Я приняла решение (причем решение, которое они не одобрили) – мне за него и отвечать.

– Я займусь репетиторством, – прошептала я сама себе, дойдя такими темпами до Финляндского вокзала, – или переводами.

Еще я стихи могу на заказ писать или статьи, рисовать могу, подсказала я сама себе, если эти услуги в Питере, конечно, востребованы. В нашем городе те же стихи точно были нужны на юбилеи, свадьбы и все такое прочее. Неизбитые тексты требовались часто.

У вокзала я купила газету с объявлениями (называлась она «Спрос и предложение СПб» – самое то, я считаю, чтобы узнать, как вообще в городе со спросом и предложением) и пошла дальше, постепенно оказавшись в абсолютно заводском районе. Вдоль дороги высились бетонные заборы, поверх которых тянулась ржавая колючая проволока. За заборами располагались заводские корпуса. Поскольку в детстве мне жестко запрещали уходить далеко от дома и тем более играть на стройках (все равно уходила и все равно играла), запретное стало для меня притягательным. Признаться, фантазировала я и об этом (сейчас смешно, а в десять лет виделось значимым и стояло как одна из целей на взрослую самостоятельную жизнь, ведь взрослая жизнь – это возможность идти туда, куда тебе хочется): вот я вырастаю и начинаю бродить везде, где хочу, – захожу в темные подворотни, гуляю по промзонам и неосвещенным паркам.

– Что ж, – вновь вслух сказала я, – пойдем-ка выгуляем внутреннего ребенка.

С этими словами я нырнула в гостеприимно распахнутые ворота. Тут же, кстати, и задумалась над высказыванием ворона о намерениях архитектора. Ведь если отмотать ленту моих воспоминаний назад, на стройках, в промзонах и парках мне тоже особо не попадалось людей. Если они там и были, то занимались своими делами на отдалении, словно меня и не замечая. Любую промзону я могла пройти насквозь и не встретить гневного окрика, мол, куда полезла. Конечно, если на входе были КПП или охрана, я изначально туда не шла. Периодически мне встречались бомжи, которые отчего-то всегда со мной здоровались и тут же теряли ко мне интерес. Я шла в такие места, чтобы чувствовать свободу и то, что я иду своим путем, мне никто не был там нужен – никого и не было. Вот, оказывается, как это работает! Город как будто разносит меня и других по разным слоям!

С этими мыслями я углубилась в промзону. Судя по звукам, корпуса не были заброшены. Там шла работа: что-то пилили, шлифовали, а может, даже ковали. У одного из входов стоял автомобиль. Жизнь здесь кипела, но это была параллельная жизнь – как параллельный мир. Он существовал сам по себе, в своем ритме, а мимо шла я и выгуливала своего внутреннего подростка, которому не хватило опасных игр.

Настоящую опасность я ощутила не сразу. Хотя бы уже потому, что раньше ничего подобного не испытывала, а если мне не нравились мои ощущения (обычно это бывало сильно заранее, на этапе выбора маршрута или при обдумывании, куда двигаться дальше), я никуда не шла или не сворачивала. Здесь же я углубилась достаточно далеко, когда меня выдернула из размышлений неприятная дрожь под солнечным сплетением, как будто я тревожилась о том, что сейчас произойдет.

– И? Что тут у нас? – поинтересовалась я в пространство, чтобы как минимум сообщить потенциальной угрозе, что чую ее приближение.

Буквально через несколько секунд на меня выкатились три черные собаки, похожие на доберманов. Агрессии от них не исходило, и я даже почти обрадовалась: всего лишь собаки. С собаками, как и с городом, чаще всего можно договориться. Они не нападают ради развлечения, а вопрос границ всегда можно решить миром, что я и вознамерилась сделать.

– Я просто гуляю. Уже ухожу, – сообщила я собакам.

Они замерли в паре метров от меня и повернули морды в мою сторону. Глаза у собак были красные, без зрачков. Магическую охрану места я до сих пор не встречала ни разу (то ли ее не бывало там, где я раньше ходила, то ли она не считала меня чем-то значимым, чтобы показываться мне во плоти), но что-то внутри меня констатировало: это она и есть. Да и Дмитрий Иванович обмолвился, что на линиях силы часто