города Питера впали в панику. 
— Шеф, — меня от паники никто не предохранял. — Думаете, того, что мы взяли, хватит? Может, надо было ПЗРК прихватить? — я передёрнул плечами. — А кроме того… Разве в фортах нет своего арсенала?
 — Это, — он кивнул себе за спину, в багажник. — Не для того, что ты думаешь.
 — А для чего? Рыбу, что ли, глушить? — я издал нервный смешок.
  Шеф не отреагировал. Он копался в моём сидоре, и только когда нашел искомое — ручные гранаты РГК-60 — улыбнулся.
  — Угадал, — похвалил он, рассовывая гранаты по петлям разгрузки.
  Только подъехав к волнолому, я смог оценить ущерб: бетонные плиты словно разбросаны гигантской рукой, как детские кубики. Весь берег усеян обломками волнолома, обрывками стальной сетки вперемешку с водорослями. Желтые их плети уже подсыхали, кое-где в них проблёскивала мелкая рыбёшка…
  — Ты не туда смотришь, — взяв за плечи, шеф развернул меня в противоположную сторону, указав на другой берег, за маяк.
  Сразу я ничего не увидел. Отметил только, что над водой не кружат поморники, что странно.
  Но когда глаз привык к сиянию мыльной плёнки и проник «сквозь» неё, у меня перехватило дыхание.
  В воде, не у самого берега, а чуть дальше, между второй и первой линией фортов, клубилось и перекатывалось нечто…
 Больше всего оно — или они — походили на гигантские щупальца, как у глубоководного осьминога. Чёрно-зелёные, с радужным отливом. Иногда они выстреливали к берегу, и тогда раздавался грохот: от белой башни маяка отваливался очередной кусок и величественно рушился в воду…
  В щупальцах мелькали яркие вспышки. Через секунду я понял, что это выстрелы — полагаю, из всего, что было в наличии в фортах.
 Звука не было — его гасил защитный экран. Валаамские монахи знают своё дело: тут мог вырасти ядерный гриб, город ни о чём бы не догадался.
 А ещё временами были видны сине-зелёные брызги и тёмные точки — на расстоянии так выглядели ошметки взорванной плоти…
  Я смотрел на границу «мыльного пузыря», наблюдая сразу две картины. Со стороны берега всё было прянично: морской пейзаж, неяркое солнышко. Но за барьером, толщиной в одну молекулу, море кипело и бурлило — шло сражение.
  — Ещё раз, шеф. Вам не кажется, что то, что мы привезли, этому кайдзю до лампочки?
 — Кайдзю… — задумчиво повторил шеф. — Всегда считал, что кайдзю — это выдумка. Фольклор. Годзилла, бабочка Мотра…
 — Выходит, не такой уж и фольклор, — буркнул я.
 — Ладно, разберёмся. Гони к грузовому причалу, — шеф махнул рукой туда, где у пирса покачивался на волнах спасательный катер. На палубе я разглядел чёрную фигуру в капюшоне — отец Прохор. Рядом возвышался Гиллель, его я опознал по широкой окладистой бороде.
 С ними был кто-то незнакомый, в штормовой ветровке с поднятым воротником, с оружейным чехлом за спиной…
  — Рыбалка, значит? — я завёл Хам и мы покатили к катеру. — Ну-ну.
 «МАРИНА» — было начертано на его борту.
  Одним глазом я следил, чтобы не напороться на обнаженную арматуру — здесь кайдзю уже побывал, но от пирса его отогнали, не дав разрушить основные конструкции.
 Вторым глазом я всё время смотрел на щупальца. Просто не мог заставить себя отвернуться.
 Выглядело это, словно съёмки крупнобюджетного фильма о пиратах и морских баталиях, и поверить в реальность происходящего не было сил.
  — Хрен знает, откуда он взялся, — сказал Алекс. — Никогда такого не было — на моей памяти, во всяком случае.
  К причалу я подрулил так, чтобы удобно было кидать сумки из багажника и заглушил двигатель.
 Алекс смотрел на меня, широко открыв глаза, рот его тоже округлился, словно шеф хотел что-то сказать.
  — А ведь это мысль, мон шер, — наконец выдавил он. — Кто сказал, что кайдзю появился случайно?
  Я моргнул.
 Кому выгодно отвлечь нас до такой степени, чтобы мы забыли всё на свете?..
  И я уже рвал из кармана трубу, пальцы уже сами искали контакт, а сердце глухо бухало в горле. Неужели?..
  Мы ведь всё время этого ждали: что он придёт за ней, что попробует каким-то образом отбить девочку у нас, завладеть ею.
 Точнее, её даром.
  А ведь не зря Анна прилетела именно сегодня.
  — Шеф, я думаю, что кайдзю — это отвлекающий манёвр. Ясно же: дальше фортов он не пройдёт, городу ничего не грозит. А это значит… — я напряженно слушал гудки.
  Алекс кивнул. Вытянул губы трубочкой, покачался с носков на пятки.
  — Хорошо, что ты это сказал. А то я думал, что уже на воду дую.
  Мы одновременно посмотрели на тёмную полоску воды между пирсом и боком катера. С высокого борта к нам перебросили сходни, и по ним спускался Гиллель, без своеобычной лопаты, от чего он казался неправильным.
  — Не отвечает, — объявил я, прослушав гудков пятнадцать.
 — Она же в школе, — задумчиво проговорил шеф. — На уроках запрещено пользоваться телефоном.
  Точно. Я об этом забыл. Плохо, штабс-капитан. Вы, как её наставник, о таких вещах должны помнить в первую очередь…
  — Что будем делать, шеф?
  Одной половиной я жаждал остаться: рвануть на катере в море, отыскать эпицентр этого безобразия… и жахнуть по нему изо всех стволов. Но мысленно я уже летел назад, в город, к зданию школы.
  — За девочкой присмотрят, — он уже успел поздороваться с Гиллелем, открыть багажник, и теперь они вдвоём тащили тяжелый ящик с выстрелами к РПГ. — Пока что она в безопасности.
 — Леди Анна здесь.
  Чего мне стоили эти слова… Во рту стало сухо и горько, кожа на щеках натянулась — словно в ожидании пощечины.
  — Я знаю, — шеф отмахнулся, словно от комара. — И это даже хорошо: держи друзей близко, а врагов…
  Подскочив к Алексу, я перегородил дорогу.
  — Шеф, вы что же, оставили Машу… Как живца?
  Он перехватил свой конец ящика поудобнее и посмотрел на меня спокойно, даже как-то сонно.
  — Время дорого, кадет, — я вздрогнул, когда он вспомнил моё давнишнее, «детское» прозвище. — Чем раньше мы разделаемся с кайдзю, тем раньше вернёмся домой.
 — Кайдзю? — тут же переспросил Гиллель.
 — Это