Старого Света. К тем свиткам не было открытого доступа… 
– Но вы о них знаете. – Чарльз пристально посмотрел на Орвуда, но тот нисколько не смутился.
 – Мой род весьма древний. И мои предки воевали с Седриком. А еще помогали разобраться с его наследством. Там в целом весьма богатый материал собрался по влиянию магии тьмы на живое. Именно тогда было признано, что излишняя склонность к жертвоприношениям вредна для некроманта. Да… Так вот, пусть не полноценные копии, но кое-какие записи остались.
 А затем переехали с Орвудами в Новый Свет.
 – У кого еще могут быть записи? – поинтересовался Чарльз. – У его императорского величества?
 – Не знаю, но вряд ли. Его предка отправляли наводить порядок, зачем ему старые и, честно говоря, изрядно забытые архивы? Его самого интересуют скорее тайны стихийных магов, нежели некромантия.
 – Забытые?
 – Вряд ли кто-то из простых магов знает, кем был Седрик. В университете его не изучают. Ни в одном из университетов.
 – Тогда… у вас? – Чарльз приподнялся.
 – Увы. В свое время я искренне верил, что должен изменить мир. И для этого готов был отдать все. Что уж говорить о копиях старых бумаг…
 – То есть вы когда-то принесли в братство эти бумаги… в прошлый раз вы об этом не говорили!
 Орвуд нисколько не смутился.
 – В прошлый раз не было нужды. На самом деле мы тогда… В общем, у каждого рода свои тайны. А тайны тормозят прогресс. Вот мы и создали общую библиотеку.
 Чудесно.
 Просто чудесно. Чтоб их всех.
 И пуль придется отлить много. Очень много. Ничего, Эдди как-нибудь справится.
 – И да. – Взгляд Орвуда остановился на нем. – Серебряная пуля его тоже не возьмет. Если он прошел по пути Седрика, то… тот был почти неуязвим. Только совместная сила круга и его императорского величества сумела преодолеть щиты Седрика. Ну а тело потом сожгли. Долго жгли. Пока не осталось даже праха.
 Охренеть, какая радость.
 – Ну… – Эдди поскреб себя за ухом. – Император, если чего, думаю, подсобит.
 Куда ему деваться-то?
 Глава 36,
 в которой снова появляются драконы
 Эва не собиралась спать.
 Вот ни на мгновенье.
 Как уснешь, когда тут такое! Сперва цветы доставили. В корзинах. Сразу с полдюжины и это только Эве. И во всех-то записки с извинениями.
 Тори тоже цветы получила.
 И маменька.
 Наверное, раньше Эва пришла бы в восторг. Нет, точно пришла бы. И вообразила бы, что те, кто цветы прислал, в глубине души прекрасные люди, просто ступили не на тот путь.
 Ошиблись.
 Во всех романах герои ошибаются, а потом вымаливают прощение. И цветы тоже шлют. А героини их отвергают. Цветы в смысле.
 Ерунда какая.
 Эва потрогала восковые лепестки. Цветы красивые. И композиции составлены идеально, стало быть, из хорошего магазина, может, индивидуальный заказ, хотя вряд ли. Уж больно одна корзина на другую похожа. И на третью. И на те, которые для Тори.
 Тори, к слову, была тиха и задумчива.
 И цветы тоже потрогала. А вот записки все сняла, чтобы разодрать на мелкие клочки. И выражение лица у нее было таким злым, что Эва не выдержала и обняла сестру.
 – Мы можем отсюда уехать, – сказала она тихо. – Попросить маму. Скажем, что у меня от науки голова болит. И вообще я слишком глупая для этого.
 – Ты?
 – Почему нет?
 Тори ведь про себя в жизни не скажет, что глупая или голова болит, даже если та и вправду будет болеть. А Эве несложно.
 – Этот твой…
 – Не мой.
 – Он цветов не прислал.
 – И что?
 – Ничего, наверное… – Тори вытащила из корзины веточку гипсофилы, хрупкую донельзя. – Когда-то я мечтала, что мною будут восхищаться. Влюбляться. Цветы вот слать. И чтобы толпы поклонников…
 – То есть остаемся?
 – Да ты сама уезжать не хочешь. – Тори протянула веточку. – Обидно просто. Я ведь красивая?
 – Красивая.
 – И ты.
 – Мы двойняшки.
 – Ну да. А они вот… это все… – Она провела ладонью над корзиной, и цветы вдруг почернели. А Тори отряхнула руку. – Что-то в них не так. Погоди.
 Она коснулась второй корзины, прислушиваясь к чему-то.
 Третьей.
 Четвертой… а в пятой снова цветы почернели. И в одной из тех, которые Эве достались.
 – Что ты делаешь? – Цветы было немного жаль, самую малость, ведь живые они как-никак. Да и темные куски пепла рассыпались по полу.
 А горничной тут нет. И радоваться надо, что эта странная женщина, приехавшая с леди Элизабет, взяла на себя труд готовить. Пепел убирать она точно не станет.
 – Понятия не имею. Тут какая-то магия.
 – Может, просто от увядания зачаровали?
 – Может. – Тори быстро потеряла интерес. – А может, приворот какой. Кто их знает. Сволочи.
 – Ты из-за того, что было утром, да? Расстроилась?
 – Да. – Тори подняла то, что осталось от цветов. – Потому что… Понимаешь, как такое возможно? Они сперва пытались нас прогнать. И за что? Мы ведь ничего плохого не сделали. Мы ничего у них не отбирали. И разве стало бы у них меньше знаний, если бы мы учились? А они с нами так… А потом в лицо улыбаются. Воркуют. Этот вот, любезный, который чай хлебал после, это же он с жезлом стоял.
 – Ты уверена?
 – Почти. Запах от него. Как там. Ты сможешь меня опять вывести? На ту сторону?
 – Нет. – Эва покачала головой, а когда сестра капризно надула губки, сказала: – Не из вредности, Тори. Это и вправду слишком опасно. В прошлый раз мы едва прорвались, и… там существо. Какое-то. И я не уверена, что смогу выбраться.
 – Ясно.
 Как ни странно, капризное выражение лица Тори сменилось задумчивым.
 – Ты ведь не полезешь сама? – осторожно уточнила Эва.
 – Не получится.
 Значит, пробовала?
 – Мне надо. – Тори подняла лепесток пепла и растерла в пальцах.
 – Зачем?
 – Не знаю. Тот алтарь. И запах. Человек… И еще, которого мы спасли. Почему он никак не очнется? А вдруг мы что-то не доделали? Я не доделала? Вдруг надо еще к алтарю?
 – Ну… – Эва подумала. – А попроси Берта? Пусть он тебя к нему сводит?
 – Что?
 – Наяву. Он, конечно, будет отказываться…
 Глаза Тори заблестели. И ясно, что отказать у Берта не выйдет. Точнее, это будет крайне неразумно с его стороны, отказывать сестре в такой малости.
 – Там ведь довольно безопасно… – с сомнением продолжила Эва. Кажется, не стоило давать Тори подобную идею. – Безопасней, чем за гранью. И если ритуал был, то, может, наяву ты лучше его следы ощутишь?
 Осторожный кивок.
 Задумчивость.
 И…
 Мир вздрагивает. Граница его вдруг истончается до крайности, и Эва ощущает на себе внимательный взгляд… чей?
 Все длится мгновение.
 Меньше мгновения.
 Но взгляд реален.
 А