– Будем откровенны с вами, госпожа Лю. Лонгзо признался, что его хозяин, старейшина Хансинь, прибыл в Дачжоу по приказу верховной жрицы Наньйю, великой прорицательницы. В напутствие она дала ему пророчество: найди девушку из Дачжоу, и, когда руки ваши объединятся, вы сразите дракона. Судя по всему, в культуре наньйю выражение про объединение рук означает свадьбу. Кроме того, Лонгзо проговорился, что девушка из пророчества, по мнению старейшины Хансиня, вы, госпожа Лю, и он уже сделал вам предложение руки и сердца.

Моя кровь обращается в лед, а плоть в камень. В Дачжоу драконов почитают больше любых других мифических созданий, и монарха нередко называют «небесным драконом». Всем, кроме короля, запрещено пользоваться изображением этого зверя в своих домах, украшениях – во всем. Нарушение этого правила карается смертью.

Верховная жрица предсказала, что мы с Хансинем поженимся и убьем короля Рейфеня? Что за нелепость! Не может такого быть.

Либо Лонгзо солгал под пытками, либо Рен исказил его слова, либо Хансинь выбрал меня по ошибке и девушка из пророчества – это не я.

Рен дает знак солдатам, и те расходятся по дому. Фэй подходит ко мне, и мы в ужасе переглядываемся. Они намерены все обыскать. У нее было не так много времени, но я надеюсь, что Фэй сумела надежно спрятать свадебный подарок.

Мои надежды рассыпаются в прах, когда солдаты возвращаются с рогом куи. Рен берет его левой, еще забинтованной рукой:

– По словам Лонгзо, Хансинь преподнес вам этот рог, делая предложение.

– Я отказалась выходить за него, – говорю я, хотя это уже не имеет смысла. Если старейшина видит во мне девушку из пророчества, которой суждено убить короля Рейфеня, других доказательств им и не требуется.

– Значит, вы не отрицаете, что он сделал вам предложение?

Я бросаю взгляд на Джие. За все это время он не проронил ни слова и даже не пошевелился. Неужели верит в эти обвинения?

Рен тоже оглядывается на брата:

– Ты и сам слышал признание Лонгзо, Джие. Наш отец не сомневается, что он говорил правду. Ты же с ним согласен?

Джие сдавленно кивает, и от этого простого жеста земля уходит у меня из-под ног. Я не падаю лишь благодаря Фэй, которая поддерживает меня под руку.

– Арестуйте ее! – командует глашатай.

Двое стражников подходят ко мне с наручниками в протянутых руках. Мою грудь сжимает железным обручем, и по всему телу проходит холод. И в этой жизни все повторяется, как в той. Снова меня арестуют по фальшивым обвинениям в попытке убийства короля, снова бросают в темницу.

– Нет, синьар! – кричит мама и бросается ко мне, но ее удерживают Юи с Фэй. Их лица напряжены, а слуги наблюдают за происходящим в ужасе.

Внутренне я вся дрожу, но ради мамы надо сохранять спокойствие.

– Будь осторожна, – прошу я. – Ты никак мне не поможешь, если сама окажешься в тюрьме.

Ее паника постепенно утихает, и она горячо произносит:

– Я докажу твою невиновность!

Я киваю в ответ, но мое сердце пронзает острая боль. Увидимся ли мы снова?

Мы с Юи встречаемся взглядом, и я мысленно прошу его приглядывать за мамой, чтобы она не совершала необдуманных поступков. Он все понимает.

Меня проводят мимо Джие, но он смотрит в сторону. Мой голос срывается на всхлип, и я тихо его умоляю:

– Моя семья никак с этим не связана. Прошу вас, если вы правда меня любили, защитите их!

Грозные стражники выволакивают меня на улицу в наручниках, и я не успеваю услышать, ответил ли Джие хоть что-то.

Глава тридцать третья

Прошло три дня с тех пор, как меня посадили в тюрьму для смертников.

Каждую ночь мне снятся кошмары о пытках и жестоких насмешках. Лица тех, кто меня терзает, уродливы и бесчувственны, а дыхание зловонно. Я все твержу о своей невиновности, но им это безразлично. А когда терпеть становится уже невыносимо, я просыпаюсь, тяжело дыша, вся в поту.

И вот сейчас я сижу в темном углу холодной, грязной камеры. В день мне приносят лишь чашку воды и никакой пищи. Как ни странно, меня пока не допрашивали. Кажется, что его величество просто позабыл о моем существовании.

Желудок ноет от голода, но это ничто по сравнению с грызущей меня тревогой.

Накажет ли Рейфень мою мать? Все-таки он избавился от всей семьи своего брата за попытку убийства монарха. Я всем своим существом надеюсь на то, что Джие защитит моих близких от своего отца, сумеет убедить его оставить их в покое.

Горечь пульсирует в моих венах от мыслей о том, что Джие даже не навестил меня в тюрьме. Неужели он искренне верит в то, что я задумала убить его отца ради некого пророчества? Может, и нет, но теперь любая связь со мной ляжет пятном на репутацию принца, и он бросил меня сразу, как я стала помехой на его пути к короне. Значит, я в нем ошибалась? И он ничем не отличается от других?

Но если в его сердце еще есть ко мне любовь, он хотя бы убережет мою семью, так ведь?

Я сжимаю кулон под замаранной тканью платья, вздыхаю и сжимаюсь в комочек. В нем столько могущества, но он не может меня спасти. Судаджи больше не повернет время вспять после моей смерти, и Камень переродится с новой избранницей. Я подавляю отчаянный всхлип. Никому не хочется закончить жизнь на плахе, но теперь у меня нет другого пути, разве что Лонгзо возьмет назад свои слова и сплетет другую историю.

Что на самом деле произошло между ним и Реном? Даже под пытками Лонгзо не раскрыл местонахождения хозяина, но предал Хансиня после разговора с принцем?

Сбоку мелькает какая-то тень, и я поднимаю голову. За железными прутьями клетки возникает тюремный смотритель с холодными акульими глазами.

К горлу подкатывает тошнота. В прошлой жизни он был моим последним мучителем.

Меня все-таки поволокут на допрос, чтобы выбить лживое признание. От одной мысли об этом я начинаю трястись всем телом.

– Любезный поклон тебе от принца Рена, мерзкая предательница, – с ухмылкой произносит смотритель. – Скоро твоя дрянная душонка обретет покой.

– В… в каком смысле? – хриплю я.

Он гогочет:

– Утром тебе принесут Белую Ленту.

В ушах у меня звенит. Эту ткань приносят для того, чтобы узник сам повесился в темнице.

Смотритель уходит, и я на четвереньках подползаю к прутьям камеры. Он работает на Рена? Ему нет смысла лгать о