позволю новому телу уподобиться старому. Продолжу нравиться людям, чтобы заниматься делом было легче, – внешность в моем случае играла огромную роль. Сладкоголосому симпатичному мальчишке прощали неосторожность и грубость, его охотнее принимали в замках – все это заметно помогало быть чародеем, и я понимал тех, кто гнался за мнимым совершенством. Да, сдерживался, чтобы смазливое личико не стало причиной моего конца, но прекрасно понимал, что без него снова запрусь в подземелье, не желая возвращаться к прежнему образу жизни. Слишком много сил уходило на то, чтобы люди переставали обращать внимание на невидящий белесый глаз, пронзенный стрелой безобразного шрама, грубые ладони великана и горбатый нос, сломанный в четырех местах. А очаровательная улыбка и невесомое касание облаченных в ткань тонких пальцев располагали людей мгновенно.

Мазь, соприкоснувшись с ранами, зашипела, источая еще более тошнотворный запах, чем прежде.

– Это… нормально? – обеспокоенно уточнил король.

– Наверное, – признался я неуверенно. – Прежде не бывал в подобной ситуации.

Я не видел, но почти ощутил, как Фабиан улыбнулся.

Он провел со мной много времени, обрабатывая ожоги, хотя мог послать за лекарем или двумя, и те справились бы гораздо быстрее. Мне вдруг стало жаль стражника, что я подставил под пламя виверны, но это чувство быстро заглушила боль от очередного соприкосновения пальцев короля с нанесенными мне увечьями. Фабиан пытался разговорить меня, но отвечал я редко, коротко и колко, и вскоре он бросил всякие попытки.

– Все, – наконец подытожил он. – Если я верно помню, чародеи исцеляются гораздо быстрее простых людей. Через сколько вам станет легче?

– Надеть что-то, плотно прилегающее к коже, смогу дня через три. Но к нормальному существованию вернусь уже к утру.

– Что ж… – Король принялся бегло оглядываться, будто пытаясь что-то отыскать, но лаборатория не изобиловала ничем, кроме ингредиентов для зелий и стеклянных сосудов. Опустив взгляд, он вдруг поджал губы и стянул с себя рубаху. Лишь тогда я заметил, что он ждал меня в крайне расслабленном виде. – Возьмите.

Не сказал бы, что слишком нуждался в одежде – мог добраться до покоев и без нее, – но нажиму Фабиана противиться не стал. Казалось, он правда желал помочь, и это подкупало. Поднимать руки было уже не так больно – и без того чудодейственная мазь в сочетании с моими силами работала быстро, так что к моменту, когда мы подошли к спальне, что я делил с женой, я даже сумел полностью расправить плечи.

– Полагаю, пропитанная зловонной кровью тряпка вам больше не нужна? – поинтересовался я, мельком заглядывая в лицо на удивление довольного короля. – Так понравилась, что хотел бы оставить себе.

– Как пожелаете, – разрешил он, отворяя дверь.

Фабиан поддерживал меня всю дорогу, даже когда я умолял его прекратить, уверяя, что способен идти самостоятельно, и он же ввел меня в комнату, где нас с ошеломленным вздохом встретила испуганная Иветт.

– Ваше величество! – воскликнула она, подхватывая меня с другой стороны, как будто бы в двух шагах от постели в этом была нужда. Ив смотрела на короля с несвойственной ей воинственностью, будто была готова отругать его еще до того, как увидела. – Вы совсем его не жалеете! Чем вы таким занимались?

– В хлеву закончились поросята, так что на вертеле решили зажарить меня, – прохрипел я, укладываясь на живот.

– Прошу простить, госпожа Дюваль. Я прослежу, чтобы впредь у Эгельдора было как можно меньше возможностей пораниться. И двусмысленно пошутить.

Звучало, будто родители, переставшие жить вместе, не могли поделить дитя. Смешно и неуютно.

– Пораниться? – Ив почти взвизгнула. Захотелось прикрыть уши руками. – Да на нем живого места нет!

– Леди Дюваль…

Иветт продолжала щебетать, заставляя хозяина замка, в котором жила, отчитываться перед ней, как провинившегося мальчишку, но я быстро перестал улавливать слова. Сначала речь перешла к интонациям, по которым, впрочем, легко угадывался предмет разговора, а потом стала просто музыкой, убаюкивающей меня на своих волнах.

* * *

Глава 19

Первое, о чем я узнал, открыв глаза, – Маркус исчез. И, судя по тому, как внезапно он покинул столь радушно принявший его остров, произошло это именно тогда, в подземелье. Ничего не значащий разговор с тех пор тяготил меня, хотя ссорились мы множество раз, и зачастую куда более ярко, а боль, искрами щекотавшая спину, лишь усугубляла положение.

Слова о том, что я привязался к королю, одновременно обрадовали и огорчили: со стороны все должно было выглядеть именно так, но я не считал, что в самом деле испытывал к нему симпатию. Маркус прежде не обманывался тем, что я играл для других. Все было как и всегда – я просто делал то, что от меня требовали, преследуя личные цели. Проводить так много времени с объектом приходилось нечасто, и это, признаться, приносило в процесс толику новизны, но суть оставалась той же.

Я выполнил и задание короля – разобрался с виверной, хотя и не знал, примет ли она другого наездника. Решение этой проблемы, впрочем, я планировал повесить на будущего меня, если он и мир, в котором я находился, сумеют выжить. Задание Гептагона тоже не осталось забытым: работал я, может, и не в лучших традициях разведчиков, но все же контролировал все, что происходило с королем и его силами. Насколько знал, ни одно их проявление не прошло мимо меня.

Несмотря на мои же уверения, первый день я провел почти в бреду. Околесицу не нес, но и на здравомыслящего человека походил едва ли. Помню, что выпил бутылку вина прямо из горла, борясь с волнами отвращения к себе – дикарь, вино-то было чудесным, выдержанным, вероятно, стоило целое состояние, – и тут же завалился спать снова. Просыпался несколько раз. Сны тревожили. Вспоминал годы в путешествиях, слова, что Маркус говорил мне – и что почти всегда расходились с делом, хотя это не волновало даже тех, кто отдавал ему золото мешками, – и что делал я под его крылом. Делал сам. Пожалуй, следовало признать, что он никогда меня не заставлял. Все совершалось по моей воле, исходящей из жадности и жажды ощутить власть над чьей-то жизнью, раз уж я никак не мог совладать с собственной. Власть эта, несомненно, приносила массу приятных ощущений. Я почти купался в ней. Сны точно воспроизводили всепоглощающее чувство, заставляющее бесконечно желать большего, искать способы усилить его, захватить всего тебя. В одной из сцен, что принесла мне неописуемый восторг, я краем глаза заметил, как что-то сверкнуло. И еще раз. И снова. Клинок с гравировкой в виде восьми звезд упал в ножны, и я поднял