Правитель потянул маму ближе, положил её ладонь на свою, державшую меч, и накрыл второй рукой. В полутьме металл казался столпом огня, и они удерживали его вместе.

Анкарат уже знал, что обычно избранницу Правителя встречают с восторгом, но тишина, накрывшая зал сейчас, заглушила даже ритуальный стук. Воля Правителя – воля земли, нет ничего важней, ничего огромней, но его поступок был невообразимым, почти кощунственным. Женщина, что пришла с проклятой земли. Женщина простой крови – разве может такая стать хозяйкой Вершины, солнцем?

Но Правитель тишины как будто не слышал.

Продолжил:

– Это важная перемена, но есть и другие. Важней. Территория, что столетия оставалась мёртвой, очнулась, смыла с себя Проклятье. Глубина каньонов сияет обновлённой силой. Наша земля желает меняться. И она изменится. Наша земля желает шириться и расти. Так и будет. Огонь и солнце прольются дальше и дальше, пока будет на то их воля. Мы выступаем с Рассветом.

Последние эти слова прокатились над слитным гулом доспехов, эти слова подхватили люди Отряда, как один человек с множеством голосов.

Чёрная кровь Проклятья, его жуткий морок, кровавый поток затмили всё, вместо глухой барабанной дроби в голове стучало что-то бессмысленное: я это сделал, я это сделал, я это сделал, из-за меня.

А когда морок развеялся, Анкарат узнал в общем грохоте и свой голос.

Огонь Дома откликнулся, вспыхнул – и отшвырнул Тьму.

Вершина сияла – страшнее и ярче, чем прежде.

Белые стены, цветы и птицы

I

Чем дольше шли, тем воздух становился слаще.

Золотая, охристая, красная пыль каньонов и земли Старшего Дома, земли, пропитанной кровью, яростным светом подземного солнца, звоном руды, способной навеки заковать сердце, – вся эта пыль развеялась, больше не искрила по ветру. Вокруг распахнулась цветущая степь. Пролились от моря и до горизонта оттенки Рассвета: лазоревый, бледно-жёлтый, фиалковый, серебристый. Анкарат не видел ещё никогда такой чистоты, многоцветья, свежести – во все стороны, свободно и ярко.

Чатри фыркала, взрывала копытами землю, рвалась в галоп. Близко был родной её край, тот, что не обжигал и не ранил, тот, где воздух пах жимолостью и мёдом, прозрачный и сладкий, сладкий. Анкарат натягивал поводья, удерживал её шаг, и Чатри обиженно фыркала, встряхивала гривой: сколько раз мы мчались по твоей раскалённой земле, в страшной чёрной тени твоего дома, а теперь по этой прекрасной степи помчаться не можем?

Анкарат хотел мчаться с ней вместе и вместе с ней тосковал.

От того, какой нетронутый, чистый, новый сиял вокруг мир, тоска становилась острей от привала к привалу. Даже покинув Дом, Анкарат не был свободен. И сейчас, в этом походе, в этой красоте вокруг, в этом Рассвете как будто забыл, какой у свободы вкус, на что она вообще похожа.

Эта потеря казалась ещё острее из-за того, что сказал Правитель после торжеств окончания Тьмы.

Впервые после казни Ариша он подозвал Анкарата. Впервые после Испытания заговорил с ним:

– Пойдёшь со мной.

В голове ещё гремел общий гул и грохот, рвался собственный голос, пока квадратный подъёмник нёс выше и выше по вертикальной шахте, и стены вокруг сияли закаменевшим светом, бежали вверх углы и клинья колдовских знаков, тянулся лязг цепей. Правитель не смотрел на Анкарата, не двигался – плоть от плоти этого света, знаков, камня и лязга.

Его покои пахнули лихорадочным, алым, почудилось: вновь вокруг горящая степь Испытания, червонное золото облаков. Но нет, всё краснее, жарче, словно вокруг – сердце, сердце в горячке боя. Огонь здесь не собирался в чашах, разбегался по стенным желобам – а те рвались вверх… не к небу.

Над покоями зияло окно – шестиугольное, во все стороны света, по всем направлениям Дома, и в этом окне вскипало, шумело пламя, перекатывалось волнами, расшвыривало искры. Беспощадное око огня, солнце, скованное камнем. Анкарат глядел в него, и тоска тянулась сквозь жилы – к жилам города, к самоцвет-сердцу, к подземному солнцу.

Я – такой же. Клятва – как этот шестиугольник из камня. Тюрьма для солнца, тюрьма для сердца. Держит, давит и не отпустит.

– Ошибаешься, – отозвался Правитель, и его голосом око огня примеркло, померкли и мысли. Удлинились тени, рдяные, словно напитанные кровью.

Стоило пройти глубже, и покои стали похожи на другие залы и комнаты дома. Грозный строй квадратных колонн отсёк балкон, больше напоминающий скальный выступ, за ним брезжит свет города и непроглядное небо. Рубленый брусок огромного стола с выбитой на поверхности картой, стол поменьше с кувшином и недопитым кубком. Барельефы на стенах искрили самоцветами, сюжетами древних легенд и сражений, безыскусных и честных: вот вспыхивают и струятся души спутников Черуты, вот первые люди Отряда бьются с Чёрным Огнём, а вот Вершина, ещё не Дом, только священная скала, облита кровью пленников и барабанным громом. «Вот как, – вспыхнуло самоцвет-сердце, – всё-таки правда. Значит, они заслужили».

Значит, заслужили? Анкарат смотрел и чувствовал, как собственное его сердце-камень давит сильней и сильней, и оно темнеет от остановившейся крови, от слишком горького чувства несправедливости. Сияющий город, золотой город, Город Огня и Солнца оказался построенным на крови.

Правитель в прижухшем свете огненного ока снова стал человеком. Рдяные тени изрезали лицо складками, серебра в жёстких волосах стало больше, чем два оборота назад, на Скале Правосудия, когда Анкарат увидел его впервые и впервые увидел эту его человечность.

Правитель приблизился к столу-карте, тяжело опёрся ладонями.

Перед ним лежал весь известный мир. Не только Город Старшего Дома и Сад-на-Взморье. Изумрудная Печать и Горький Прибой, Хребет земли, разрезавший мир, Город Чёрного Огня и Потоки Завета, Рыжие скалы и Россыпи – всё было здесь.

– Здесь, – Правитель постучал пальцем по знаку Вершины на карте, и око огня вспыхнуло вновь, осветило земли, заключённые в камне, – сердце мира. Суть солнца. И однажды оно взорвётся.

Прозвучало тяжело, отрешённо. Устало.

А потом он заговорил иначе – прежним голосом, полным немыслимой силы:

– Рамилат принесла клятву земле – и мне. Воля земли воплотилась в ней. И в тебе. В твоей особенной судьбе. Эта судьба – способ направить силу солнца верным путём. Твоя кровь дурная, ты не понимаешь, что делаешь, просто мчишься за голосом солнца. Не человек – воплощение её клятвы. Но я знаю, что будет правильно. Исполни свою судьбу. Делай то, что велю. И я освобожу тебя.

Анкарат совсем не