По Красной площади бегали стаи бродячих собак. Люди шли с разным напором: то угрюмо, каким-то даже военным шагом, то туристической рассеянной трусцой. В арке возле Исторического музея курили на перерыве двойники Ленина, Сталина и Ельцина. Погода стояла то осенняя, то летняя. Когда облака уходили, небо было ярко-синим.

Умытая брусчатка делала площадь полукруглой. Впереди возвышался собор Василия Блаженного, похожий на пряничный домик с кремовыми и зефирными куполами. Марта двинулась к мавзолею.

Зиккурат, как назвала его бабушка. Она задрала голову: на граните буквы «ЛЕНИН». Бабушка никогда не водила её внутрь, мумии ВИЛа Марта не видела. Что ж, теперь понятно почему. Здание было угрюмым, ступенчатым, оканчивалось трибуной. Марта видела его тысячи раз – и вживую, и на фотографиях, но оно никогда не цепляло её взгляда, не шло ни в какое сравнение с курантами, музеем, собором, ГУМом, который величественно тянулся позади. Мавзолей наводил на неё уныние. Она пришла сюда в надежде, что Ахвал привёл Цабрана по ту сторону к месту своего храма, стояла и ничего не чувствовала. Свистулька лежала в кармане простым куском дерева.

Ей захотелось есть, но всё было закрыто и враждебно: негде купить даже оцелофаненную булку. Она дождалась открытия ГУМа, выпила компоту в унылом кафе под облупившимися сводами. На дне стакана плавали три бледно-розовых ягоды. Кассирша с утра пораньше не смогла справиться с кассовой лентой, и та, жужжа, размоталась по всему залу. Марта решила съездить в Тушино.

«Где-то на окраине, у воды», – сказала Соня. Других идей у Марты не было.

10

Место, к которому они приходили, было одно, но каждый раз менялось. Поверхность, по которой шли, – тоже: иногда по песку, иногда по траве, иногда по ровной, утоптанной дороге, а однажды будто даже по воде.

Сегодня Место было похоже на тарелку инопланетян, обклеенную стёклышками. Перед ней стоял полосатый дом с круглым окном, на очень длинной ноге, обвитой лестницей.

– Зачем мы сюда ходим? – спросила Соня.

Кот-Книга не ответил. Дул ветер, в глаза летел песок, и он щурился. Соня пригляделась: тарелку покрывали не зеркала, а их оборотная сторона. Кажется, на физике им говорили, что это называется амальгама. Никаких лучей, исходящих из них, она не видела.

– В Месте нет сил, которые действуют в наших мирах. Ни четырёх, ни пятой, – сказал вдруг Столас. – И близнецы тут тоже потеряют свои суперспособности.

– Это смерть? – спросила Соня. Она смотрела в тёмную дыру в центре тарелки.

– А разве она есть? – удивился Столас.

– Ну конечно! – сказала Соня и засомневалась.

– И ты видела её? – он повернул к ней свою седую морду.

Соня колебалась с ответом. Однажды у них на лестничной клетке умерла соседка, пару лет назад щенка у Васьки Кулагина сбила машина, но она отчего-то понимала, что Столас ждёт не этих примеров.

– Ты видела, чтобы кто-то дышащий закончился навсегда? – уточнил Кот-Книга.

Соня молчала.

– В Месте не работают ни четыре, ни пятая, – повторил он. – Но что же тогда? Уйти можно, но вернуться нельзя. Рискнувшие подавали знаки, но послания преломляются о законы наших миров. Мы получаем их в сломанном виде. Как посылки, внутри которых разбитая посуда.

– А как туда уйти? – спросила Соня.

11

Марта вошла в парк около заброшенного дома. Купила два масленых пирожка с мясом у продавщицы в белом фартуке. Небо расшторилось, под ногами сусальным золотом горела листва, стало полегче, посолнечней.

На бетонных плитах, уходивших в воду, летом был пляж. Сейчас река была тёмного, холодного цвета, вдали волновались на ветру листья кувшинки. Марта почувствовала чужой взгляд и обернулась: на раскладной табуретке под кустами сидела старушка.

Пару секунд Марта колебалась: заговорить или не заговорить, и не слишком ли это подозрительное совпадение – встретить кого-то на этом пустынном берегу.

По старушкиному лицу расплывалось родимое пятно, она смотрела рассеянно, по-детски восторженно и на Марту, и на плиты, и на воду, и на кувшинки, и казалась кем-то забытым одушевлённым предметом. Марта пошла дальше.

Тропинка огибала затянутый ряской пруд. Название летнего кафе «Ласточкино гнездо» напомнило о Крыме и брошенной баб Мене, неприятно кольнуло. Марта попыталась сосредоточиться на Цабране и на своей тяге к нему. Она выпускала мысленные щупальца вперёд и вокруг, представляла себя идущей по минному полю с металлоискателем, воссоздавала в голове образ радара, маяка – всё бесполезно. Брат не звал её.

Марта дошла до пустынного пляжа со стройкой на другом берегу: краны и огромные, с дом, горы песка лежали в негустом тумане. Марта расшнуровала ботинки, сняла носки. Песок был ледяным и склизким. Она зачерпнула пятернёй: зернистый.

– Цабран!!! – крикнула изо всех сил, прижавшись к камню, к воздуху, к своей тоске.

Вышло глупо. Испугались в зарослях птицы, заплакала где-то, как младенец, кошка. Марта отмыла, как могла, ноги, обулась. Холодные ступни в тёплых ботинках казались чужими.

Впереди виднелось что-то огороженное сеткой, затянутой мокрым брезентом, исчёрканным вандалами. Куча наваленных друг на друга предметов. Марта зацепилась руками за верх сетки, подтянулась. Перед глазами маячила надпись: «Солнце моё, взгляни на меня»[44], написанная чёрным фломиком. Внутри оказались грибы-песочницы (мухоморы, судя по расцветке шляпок), садовые гномы, облезлые Винни-Пухи и Пятачки – сваленные в кучу украшения детских площадок. Помойка сказочных персонажей. У Буратино вместо руки торчала арматура. На один глаз налип коричневый, растёкшийся лист.

Марта спрыгнула на асфальт, прочла ещё одну надпись: «Дай Бог сгореть советам, провалиться депутатам».

12

К вечеру бессмысленность побега от бабушки была налицо. Она шла от метро домой, голодная и злая, кляня себя, что вместо того, чтобы спасать родителей, целый день бесцельно прошлялась по городу. Та уверенность, что нашла на неё утром – что благодаря своей исключительности она сможет отыскать и спасти брата, – вечером казалась редкой глупостью.

Как могла она убежать от баб Мены? Сердце замирало по мере приближения к дому, ноги не шли: вдруг она зайдёт в квартиру, а бабушка на кухне, в фартуке? Выйдет в коридор и скажет: «Где ты была весь день?» – а Марта спросит: «Бабушка, почему ты не в Крыму?» – «Я не смогла оставить тебя здесь одну», – ответит бабушка. «А как же мои родители?» – «Всё, – заплачет бабушка, – твои родители теперь навечно камни».

На лавке у подъезда сидела Рыжая. Руки в карманах куртки, голова в плечи втянута – по всему видно, долго сидит.

– Привет, – поздоровалась Марта.

Майка посмотрела в глаза