только единственный глаз выдавал в нём пирата: мгновение – и глуповатая простота сменялась холодной безжалостностью. Птица-Книга, превратившись в обычную сову, послушно сидела в клетке, и я про себя удивлялся той власти, какую имел над ней этот простак. Парочка уже зашла в вагон и стояла в тамбуре – Тима вчитывался в билет, стараясь разобрать номер купе, когда Птица-Книга обернулась ко мне, и на миг её круглая голова стала кошачьей.
– Было интересно посмотреть на тебя, Ваал, – сказала она, – мы ещё свидимся.
Глава 11
По эту сторону
1
После Битцы Марта побежала домой. Стоит ли рассказать бабушке про то, что незнакомец унёс Соню с мамой? Про Сонины сны? Про синелицего?
Полина в записке просила никому ничего не говорить. Но вдруг её и правда заставили?
Соня уверена, что Цабран в беде. Но может, ей показалось? Это же был сон, в конце концов. Может, Ахвал приехал в Московь и ищет район, где живёт Марта, чтобы они снова смогли открыть разлом и встретиться?
А Цабран такой вялый ну просто потому, что грустит по ней и по родителям. А вдруг Ахвал нашёл-таки книгу и их избавление уже близко?
Почему в записке Соня сказала, что это всё из-за её снов? Вдруг эти в чёрных пиджаках тоже ищут Цабрана?
Вопросов было слишком много.
– Баб Мен! – Она вбежала на кухню, ещё не уверенная, что именно расскажет бабушке, а о чём умолчит, но сразу же отшатнулась, стукнувшись о буфет. Затренькали стёкла.
По всей кухне были разложены камни, внутри каждого крутилось что-то дымчатое. Свет синий, смурной, а вместо бабушки на длинном змеином хвосте стояла бергсра и низким колокольным голосом произносила непонятные, страшные слова над кастрюлей.
Мартино замешательство длилось всего несколько секунд. Она вспомнила, как говорил Ахвал: «У тебя смарагдовы очи». Хлопнула форточка, заметались шторы. Бергсра в испуге обернулась.
– Что ты сделала с баб Меной, гадина?! – закричала Марта и бросилась на чудище, стараясь поймать её взгляд.
Бергсра тоже бросилась на неё. Зазвенел упавший на пол половник, разбилась тарелка. Марта пыталась напустить на неё ветер, смерч, пыталась смотреть в глаза, но бергсра, продолжая кричать, крепко схватила её и давила, давила. Марта почувствовала, как немеют, каменеют руки и ноги. И вдруг различила слова:
– Всё хорошо, спокойно, спокойно, деточка моя, милая, малышка, не бойся, это я. Прости, что напугала тебя.
Она посмотрела вверх и увидела круглое бабушкино лицо, поняла, что прижимается к её фартуку. Хвоста уже не было: из-под привычного халата торчали бабушкины ноги в клетчатых тапочках.
– Я… я… мне показалось! – пробормотала она и разрыдалась.
Баб Мена выпустила Марту из объятий.
– Сядь, – мягко сказала она. – Думаю, пришло нам время поговорить по душам.
2
Рассказ Селенит
(окончание)
…в ту ночь перейти на ту сторону должны были мы все. Я держала тебя на руках. Но что-то случилось, разлом закрылся раньше времени, и мы с тобой остались здесь. Я испугалась, что это тени Морры пришли за нами. Я бежала с тобой, бросив Хорту, и мы несколько месяцев скитались.
В конце концов мы осели в Москве, и я начала растить тебя как обыкновенного ребёнка – мне казалось это правильным и безопасным.
Я уже жила среди людей, когда Серёжа был маленьким, но тогда у меня не получилось влиться до конца. Теперь я старалась учитывать свои ошибки.
Я освоилась в городе. Отвары, камни и простые заклинания всегда помогали мне. Обвести кого надо вокруг пальца, уговорить, запудрить мозги – так я достала нужные нам для жизни вещи, документы, даже нашу квартиру. Мне не нужны были деньги – еду и одежду я умела создавать сама, – но со временем я оформила и пенсию, и надбавки, и пособие на ребёнка. Мирная, тихая жизнь пришлась мне по душе.
Вы с Цабраном родились 20 марта[43], в день весеннего равноденствия, когда тьмы и света в мире становится поровну. Вы были моим бесценным сокровищем, сердцем, которое билось не в моей груди, а снаружи. Я потеряла сына и внука, и вся моя любовь досталась тебе.
Не верь страшным сказкам о том, что бергсры питаются маленькими детьми. Пища людей вполне подходила мне для пропитания, я искренне полюбила готовить.
Я всегда тянулась к людям, но они меня боялись. Прожив тысячи лет, я наконец-то поняла, что для того, чтобы дружить с ними, надо просто стать такой же. Сначала мне трудно было постоянно удерживать человеческий облик, но потом я привыкла.
В день, когда тебе исполнилось три года, тени Морры пришли за Цабраном. Был конец марта, снег ещё лежал в нашем дворе, и я увидела на нём их следы. Я ответила им, что мальчика больше нет в этом мире. Они кинулись искать его среди теней, но там тоже не нашли. К вечеру явилась сама Морра. Думаю, у жителей нашего дома в тот день было плохое настроение и тяжесть на сердце.
Она вползла к нам, заполнив все комнаты своими невидимыми щупальцами, и ты заплакала. Я была тверда: мальчик ушёл в другой мир, где у Морры не было власти. Ушли и его родители. Я сказала ей, что считаю наш договор аннулированым: у неё нет Цабрана, у меня – сына. Морра была бессильна, потому что понимала, что я права. Она испарилась, и в квартире ещё несколько дней висел запах тоски, хоть я без конца проветривала.
Все эти годы, пока ты росла, я пыталась найти способ открыть разлом и воссоединиться с семьёй. Свистулька Ахвала, которая осталась у меня, больше не действовала. Заговоры не помогали. Я искала пути, читала. У меня не было никакой надежды, и я не хотела давать её тебе. Ты росла обычной девочкой, не проявляя ни сущности бергсры, ни способностей маридов, а когда ты задала мне вопрос про родителей, я решила сказать, что они погибли. Прости меня за это, душа моя, но тогда казалось – так лучше.
Ты уже ходила во второй класс, когда в одном из древних фолиантов мне попалась фраза, вернувшая надежду. Звучала она так: «А когда будет каждому по двенадцать, те близнецы, в ком смешались либо земля и воздух, либо камень и вода, либо вода и камень, либо земля и камень, либо воздух и земля, шагать начинают». Сначала я не обратила на неё никакого внимания: шагать люди начинают ближе к году, а не когда «каждому по двенадцать».
А
