— … не доверяй никому, даже мне… — донеслись до меня последние обрывки слов Шакала, прежде чем тьма окончательно затопила сознание, утягивая меня в беспамятство.

Возвращение в реальность было мучительным. Первое, что я почувствовал — тупая, пульсирующая боль, разливающаяся от затылка к вискам при каждом ударе сердца. Она накатывала волнами, заставляя внутренности скручиваться от тошноты. Шакал определённо не сдерживался, сукин сын. На языке ощущался металлический привкус крови — видимо, при падении я прикусил его.

Я с трудом разлепил веки. Зрение расплывалось, и мне потребовалось несколько мгновений, чтобы сфокусировать взгляд на бетонном полу, на котором лежал. Несколько капель крови темнели на сером бетоне — моей крови. Каждая попытка пошевелиться вызывала новую волну боли, прокатывающуюся от затылка к вискам.

Постепенно слух вернулся, и я уловил звуки шагов — не одной пары, а нескольких. Они приближались, гулко отдаваясь в пустом помещении.

— Он здесь! — раздался чей-то резкий голос.

Пол под моей щекой завибрировал от тяжёлых ботинок. Я попытался поднять голову, но тело не слушалось. Казалось, каждая мышца превратилась в студень.

— Жив? — это уже был другой голос, низкий и властный, с металлическими нотками.

Чья-то рука грубо схватила меня за плечо и перевернула на спину. Яркий свет ударил по глазам, заставив сморщиться от боли. Надо мной нависло несколько размытых силуэтов, которые постепенно обретали чёткость.

Комната медленно перестала кружиться, и я смог осмотреться. Тусклый свет единственной лампы, пустота, запах сырости и крови. Шакал и Волков исчезли, оставив только аккуратно сложенные документы на краю стола.

Я узнал тяжёлые ботинки с серебряными носками, стоящие прямо у моего лица — это была фирменная обувь Никонова. Рядом с ними виднелись ещё несколько пар обуви — начищенные до блеска кожаные туфли его охраны.

— Очнулся, — холодный голос Никонова прорезал туман в моей голове. В его тоне сквозило едва сдерживаемое раздражение, словно моя потеря сознания была личным оскорблением.

Я с трудом сел, придерживая гудящую голову. Перед глазами всё ещё плясали цветные пятна. Надо мной возвышалась фигура хозяина порта — в безупречном тёмно-синем костюме, с идеально уложенными седыми волосами.

За его спиной маячили пятеро охранников — здоровенные мужики с каменными лицами и профессионально цепкими взглядами, которые обшаривали каждый сантиметр помещения в поисках возможной угрозы.

— Что здесь произошло? — спросил Никонов, и голос его звучал мягко, но от этой мягкости становилось не по себе — так, наверное, говорят со смертельно больными, которым не хотят сообщать диагноз.

Я обвёл взглядом комнату, делая вид, что пытаюсь собраться с мыслями. Мозг лихорадочно прокручивал придуманную легенду, проверяя её на отсутствие логических дыр.

— Какой-то человек… — начал я, морщась от пульсирующей боли в затылке. — Он был в маске. Ворвался сюда, когда мы с Волковым… разговаривали. Я не успел среагировать.

— И ты не смог его остановить? — в голосе Никонова появились льдистые нотки. — Со своими… способностями?

Он подчеркнул последнее слово так, что оно прозвучало почти угрожающе. Я видел, как его пальцы слегка дёрнулись, выдавая нетерпение и досаду.

— Он был увешан защитными амулетами, как новогодняя ёлка, — огрызнулся я, не скрывая раздражения. Лучшая защита — нападение, и злость в такой ситуации выглядела правдоподобнее страха. — Я пытался его удержать, но… — я показал на затылок, где наверняка уже вздулась знатная шишка.

Один из охранников подошёл ближе и бесцеремонно схватил меня за подбородок, поворачивая голову, чтобы осмотреть рану на затылке. Его пальцы были словно стальные клещи.

— Серьёзно приложили, — констатировал он, обращаясь к Никонову. — Кровь настоящая, рана свежая. На симуляцию не похоже.

Никонов молча кивнул и прошёл к столу, где заметил оставленные Волковым документы. Его пальцы, унизанные массивными кольцами, ловко пролистали страницы, задерживаясь на каждой подписи. Глаза сузились, словно он пытался разглядеть что-то, скрытое от обычного взора.

— Странно, что они не забрали бумаги, — произнёс он наконец, поворачиваясь ко мне с нечитаемым выражением лица. — Раз уж им никто не мешал.

В его тоне сквозило подозрение, но взгляд оставался холодным и расчётливым. Я понимал — сейчас он решает, верить мне или нет. От этого зависело слишком многое.

Я пожал плечами, всё ещё держась за голову:

— Понятия не имею, что было в башке у этого урода. Может, боялся, что придёт подмога. Может, впопыхах не обратил внимания. — Я поднял взгляд, встречаясь глазами с Никоновым. — А может, вовсе не знал, что Волков тут что-то подписывал.

Я поднялся на ноги, пошатнулся, но устоял, опираясь о стену. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота, но я постарался выглядеть увереннее, чем чувствовал себя:

— Да и вообще, это ваши люди прошляпили вторжение. Как он вообще сюда пробрался? Не я должен отвечать за безопасность.

Охранник за спиной Никонова дёрнулся, явно разозлившись от моей наглости. Его рука сжалась в кулак, а на лице проступили красные пятна. Но Никонов остановил его лёгким жестом руки, не оборачиваясь — похоже, он умел читать своих подчинённых, даже не глядя на них.

Его цепкий взгляд впился в меня, словно пытаясь просверлить насквозь. Я почувствовал, как воздух вокруг меня уплотнился — лёгкое телекинетическое воздействие, едва ощутимое, но безошибочно узнаваемое. Никонов прощупывал меня своим даром, проверяя на сопротивление.

Наши глаза встретились, и его взгляд словно физически давил, пытаясь обнаружить ложь. Я не сопротивлялся, позволяя ему изучать мою реакцию, мой язык тела, мельчайшие движения глаз. Пусть видит мою уверенность в легенде о загадочном человеке в маске, ворвавшемся в комнату, о безуспешной схватке, о внезапном ударе в затылок.

Напряжение висело в воздухе, словно грозовая туча, готовая разразиться в любую секунду. Даже охранники замерли, не двигаясь и почти не дыша, будто боялись нарушить концентрацию своего хозяина. Наконец Никонов ослабил телекинетическое давление и физически отступил на шаг. На его губах появилась тонкая, удовлетворённая улыбка.

— Плевать на Волкова, — произнёс он, складывая документы в кожаную папку, которую достал из внутреннего кармана пиджака. — Этот старик мне больше не нужен. Бумаги подписаны, а значит… — он перевёл взгляд на меня, и в его глазах промелькнуло нечто странное, похожее на голод, — ты выполнил своё задание.

Никонов щёлкнул пальцами, и один из охранников немедленно протянул ему конверт — плотная бумага кремового оттенка, запечатанная золотистым сургучом с личной печатью промышленника. Он повертел конверт в руках, словно наслаждаясь моментом, а затем протянул его мне:

— Твоя оплата, —