У меня замирает сердце. Это мать Джие. Что она хочет мне сказать?

Я иду за служанкой, чувствуя на себе чей-то ледяной взгляд. Айлин. Она машет мне и улыбается, когда я на нее оборачиваюсь. Я машу в ответ.

Палатка Хуа красная и чуть меньше королевской. Вход охраняют два стражника.

Темно-синяя палатка Джие здесь поблизости, и Небесный Танцор жует рядом с ней траву. В отличие от других лошадей, беорнский скакун не привязан к дереву. Он следит взглядом за всеми, кто проходит мимо, и вскидывает голову, словно бросая им вызов. Я смотрю на него и думаю о том, что беорнские скакуны привязываются к хозяину навсегда.

Служанка просит меня подождать снаружи, пока она доложит о моем прибытии. Я тем временем припоминаю все, что мне известно о придворной даме Хуа. В моей прошлой жизни я видела ее только несколько раз, да и то издалека. Она стала женой Рейфеня в шестнадцать. Год спустя у нее родился Джие, и король буквально обезумел от счастья, хотя это был уже второй сын. Хуа долгие годы оставалась любимицей Рейфеня, но постепенно его интерес угас и он заинтересовался другими, более юными девушками.

Я долго жду, пока служанка выйдет, но она не возвращается. Фэй недовольно поджимает губы, а я подхожу ближе ко входу. Стражники хмурятся, но не пытаются меня остановить.

Из палатки не слышно ни шороха, ни звука.

У нее нет других гостей. Она намеренно заставляет меня ждать. Чтобы посмеяться надо мной?

Я разглаживаю юбку платья. Если Хуа думает, что я оробею, она сильно ошибается. Король мне благоволит, и придворная дама ничего мне не сделает, разве что я совершу какое-нибудь преступление.

– Если ее высочество сейчас не может меня принять, я приду в другой раз! – кричу я в палатку и поворачиваюсь, чтобы уйти.

Служанка тут же выходит ко мне:

– Прошу прощения за задержку, госпожа Лю. Ее высочество сейчас вас примет.

Фэй следует было за мной, но служанка вытягивает перед ней руку:

– Только госпожа Лю.

Фэй скалится, но я даю ей знак, что все в порядке. Вряд ли Хуа на меня нападет. К тому же я покажу себя слабой, если буду настаивать на сопровождении моей телохранительницы.

В палатке очень уютно. На полу лежит мягкий ковер, пышная постель укрыта подушками, одеялами и покрывалом с кисточками. На просторном диване сидит придворная дама Хуа.

Ее взгляд сосредоточен на мне.

– Ваше высочество, да продлится ваша жизнь тысячу лет, – говорю я, кланяясь перед ней.

Хуа за тридцать, но она все еще ослепительно прекрасна, с большими глазами, длинными ресницами, тонким, слегка вздернутым носом и чувственными губами. Ее кожа безупречна, оттенка лепестков розы, а волосы густые и блестящие. Изумрудное шелковое платье облегает все изгибы фигуры, подчеркивая узкую талию и аккуратный бюст. Больше всего меня поражает ее манера держаться. Очевидно, свое высокомерие Джие унаследовал от матери.

Теперь, под ее властным взглядом, я понимаю, почему в моей прошлой жизни Хуа сопротивлялась аресту королевских стражников Рена, за что ее казнили на месте.

Хуа не говорит мне подняться, но я все равно выпрямляюсь. Она изгибает тонкую бровь. В знак раздражения или удивления, не знаю.

– Джие часто упоминает о тебе. Я вижу, что его привлекло. У тебя смелый взгляд. Однако что за простое, невзрачное создание.

Это не худшее оскорбление из всех, что я слышала. К тому же я и правда простая и невзрачная на вид. Но отец всегда говорил, что у меня щедрая душа и блестящий ум. Юнли ценит мой интеллект, мама гордится пылкостью духа. Я прислушиваюсь к тем, кто пробуждает во мне лучшие качества, а не к тем, кто ищет во мне недостатки.

– Полагаю, внимание моего сына создало у тебя неверное впечатление, – говорит Хуа ледяным, ровным голосом. – Не пойми неправильно. Ты всегда лишь одна из многих, кто захватил его юное внимание. Скоро этот интерес угаснет. Мужчины, стремящиеся к власти, все одинаковы.

– Так было с вами и его величеством?

Это подло с моей стороны, но я не удержалась.

Она смотрит на меня исподлобья.

Удивительно, как она прекрасна в своем гневе. Вдруг, словно перед глазами у меня зажгли свечу, я прозреваю. Одна лишь красота не принесет настоящую любовь. Прелестные девушки вроде Хуа и Айлин вызывают у мужчин страсть, но это совсем другое. Мой отец полюбил маму не только за красоту, а еще за ее доброту, ум и веселый нрав.

Хуа поднимается. Силы небесные, какая же она высокая, даже выше Юнли! Она смотрит на меня сверху вниз.

– Джие предписано величие. Как тебе известно, он любимчик короля. И после того, как станет его наследником, женится на принцессе из Удэ или Си, а не на жалкой дочери торговца.

Во мне словно что-то ломается, и я делаю глубокий вдох, чтобы прийти в себя:

– Можете быть спокойны, ваше высочество, я не питаю никаких амбиций относительно принца Джие.

– Мудрое решение. Ты недостаточно хороша даже для того, чтобы стать придворной дамой.

– Я не стремлюсь быть ничьей младшей женой.

Ее глаза загораются, и она шагает ближе, возвышаясь надо мной:

– Держись как можно дальше от моего сына, иначе я тебя уничтожу.

Мне противно ее высокомерие, но, выходя из палатки, я жалею о том, что не придержала язык. Хотя слова придворной дамы Хуа подтвердили мои сомнения: эфемерная симпатия Джие распространяется на многих девушек, и я всего лишь одна из них, еще и не благородных кровей.

Фэй спешит за мной. Я иду так быстро, что даже не замечаю возникшую передо мной фигуру и врезаюсь в широкую мускулистую грудь.

– Ай! – вскрикиваю я.

Джие берет меня за плечи и поднимает мой подборок.

Мне сразу хочется стереть ухмылку с его красивого лица. Как глупо. Хуа права: мне надо держаться от него подальше.

– Ты в порядке? – спрашивает Джие.

Я пытаюсь вырваться из захвата, но он крепко меня держит. Его взгляд падает на Фэй, а затем на палатку Хуа, и он мрачнеет подобно небу в грозовых облаках.

– Моя мать что-то тебе наговорила? – тихо произносит он, но в его голосе сверкает гроза.

– Можете сами у нее поинтересоваться.

Он отпускает мои плечи и берет за руку:

– Идем со мной.

– Нет! – кричу я и пытаюсь вырваться, но тщетно. Джие ведет меня обратно к своей матери.

Служанка ахает от неожиданности, когда Джие врывается в палатку, увлекая меня за собой. Хуа, судя по всему, прохаживалась туда-сюда в раздумьях и теперь замирает посреди ковра.