Так вот. Рыбные палочки, без сомнения, омерзительнейший продукт из всех когда-либо созданных человеком. Обычная-то рыба и так уже достаточно гадкая штука, но палочки из нее… Поистине, они выводят понятие «отвратительный» на новый, недосягаемый уровень! Кажется, рыбные палочки существуют конкретно затем, чтобы вынудить нас, литераторов, искать новые описательные формулировки, поскольку привычные слова весь ужас передать не способны! Как вам, к примеру, такой неологизм – «мерзопакожуть»?

Даю определение. Мерзопакожуть[2] – существительное, неодушевленное, женский род, третье склонение. Используется для обозначения предмета, омерзительного в той же мере, что и рыбные палочки.

Так, а с чего это я взялся здесь о рыбных палочках рассуждать? А с того, что, будучи гнусным изъяном на лике земли, они еще и все одинаковые. Если вам не нравится один какой-то их вид, будьте уверены – вам, скорее всего, не понравятся и все остальные.

Фишка в том, что я подметил: люди склонны поступать с книгами, как с рыбными палочками. Откроют одну – и воображают, будто постигли их все.

Так вот, книги – это вам не рыбные палочки.

Конечно, не все книги так потрясают величием, как тот экземпляр, что вы держите сейчас в руках, но все же им присуще разнообразие, вызывающее некоторое беспокойство. Книги, даже принадлежащие к одному жанру, могут разительно отличаться. Мы в дальнейшем еще вернемся к этому вопросу, а пока… просто прекращайте обращаться с книгами, точно с рыбными палочками!

(А если будете вынуждены выбирать, что из этого проглотить – книгу или рыбные палочки, – смело выбирайте книгу! Уж поверьте мне на слово…)

* * *

…Взрыв разнес весь правый борт «Ветроястреба». Подбитое судно кувыркнулось в воздухе, осколки стекла разлетелись сверкающим градом. Прямо рядом со мной отвалилась и улетела прочь огромная лапа механической птицы. Мир качнулся, завертелся, превратился в размазанные полосы – я словно оседлал карусель под управлением сумасшедшего.

В этот миг, даже сквозь нахлынувшую панику, мой разум зарегистрировал, что кусок стеклянной обшивки корпуса у меня под ногами – тот, к которому все еще были прикреплены мои ботинки зацепера, – успел отвалиться от корпуса «Ветроястреба». Крылатый корабль еще продолжал кое-как по инерции лететь, цепляться за воздух, а вот я – уже нет. Разве что мы назовем полетом свободное падение навстречу гибели на скорости в сотню миль в час!

Я почти ничего не видел кругом. Большой обломок стекла у меня под ногами крутился и метался на бешеном ветру, как бумажка. «Разбейся!» – послал я мысленный приказ, отправляя ударную дозу энергии своего таланта через ноги к ступням. Разлетелись и ботинки, и кусок обшивки под ними. Я оказался в туче осколков… однако, по крайней мере, перестал беспорядочно вращаться.

Извернувшись, я посмотрел вниз, на волны. При мне не имелось никаких линз, способных спасти ситуацию, кроме линз переводчика и стандартных линз окулятора. Все остальные очки я либо сломал, либо отдал, либо вернул дедушке Смедри.

Стало быть, у меня оставался только мой талант.

В ушах свистел ветер. Я раскинул руки и задумался: что способен сломать мой талант, дай я ему такую возможность? А вдруг мне удастся…

Я зажмурился, собирая воедино всю свою мощь. А потом испустил ее в воздух из рук, повелевая: «Сломайся!..»

Ничего не произошло.

Я в ужасе распахнул веки. Волны стремительно неслись мне навстречу. И опять неслись мне навстречу. Неслись навстречу…

«Что-то долго длится мой полет к неминуемой смерти», – подумал я невольно.

Я падал и падал… Вот только волны как будто ничуть не делались ближе. Тогда я перевел взгляд вверх. Оттуда прямехонько на меня летел дедушка Смедри. Его смокинг развевался и фалды беспомощно трепыхались на ветру, а на лице застыло выражение крайнего сосредоточения – он тянул ко мне руку с растопыренными пальцами.

«Да ведь он пытается заставить меня опоздать к падению в воду», – сообразил я. Несколько раз мне удавалось принудить свой талант сработать на расстоянии, но это давалось мне с трудом, а результат был весьма плохо предсказуем.

– Дедушка!.. – заорал я что было сил.

Ровно в этот момент он врезался в меня головой – и мы вместе рухнули в океан.

Вода оказалась холодной, а мой невольный вскрик изумления быстро перешел в бульканье. Я вынырнул, отплевываясь. По счастью, «бодрящая» вода была относительно спокойной, волны не хлестали в лицо. Я поправил линзы, чудом удержавшиеся на носу, и стал озираться, ища взглядом дедушку. Он показался на поверхности несколькими секундами позже. Обвисшие усы, лысина в обрамлении мокрых волос…

– Бесполезные Вестерфельды! – крикнул он. – Во мы попали, а, парень?

Я дрожал и ничего не мог ответить.

– В общем, готовься, – предупредил дедушка Смедри. Вид у него был непривычный, измотанный.

– К чему? – удивился я.

– Попытаюсь устроить нам частичное опоздание к этому падению, но совсем отменить его не смогу, – последовал ответ. – И кажется, я долго не удержу удар о…

– Ты имеешь в виду… – начал было я, и тут-то меня накрыло.

Ощущение было такое, словно я по второму разу бухнулся в океан, да так, что воздух вышибло из легких. Дезориентированный, я провалился в стылую глубину, однако тут же заставил себя продираться наверх, к свету и воздуху. Вырвавшись на поверхность, я жадно глотнул воздуха, перевел дух… и падение догнало меня по новой.

Можно сказать, дедушка разбил наш смертельный полет на несколько маленьких этапов, но каждый из них все равно оставался опасным для жизни. Заново погружаясь, я еле успел рассмотреть деда – он пытался удержаться на плаву, но получалось у него ничуть не лучше, чем у меня. Я остро почувствовал свою бесполезность: ну почему я с помощью своего таланта ничего подобного сотворить не мог? Мне всю жизнь говорили, как велика была моя способность ломать вещи, и действительно, порой я добивался выдающихся результатов. Однако по части управления талантом мне было далеко до деда и двоюродных братьев. В свое оправдание могу сказать, что я узнал о своем месте в семье Смедри всего месяца четыре назад. Хотя, когда тонешь, это оправдание не спасет и уж точно не способствует повышению самооценки…

Во время очередного наката случилось неизбежное: я потерял сознание. Когда же очнулся, то обнаружил, что еще жив, и часть меня осталась этим обстоятельством недовольна. Чувствовал я себя так, словно побывал внутри боксерской груши на тренировке, а потом еще и в блендере. Я застонал, открывая глаза…

Рядом со мной на коленях стояла стройная девушка. У нее