Артур выслушал старосту не перебивая. Отчего-то помедлил, сцепив руки на поясе, затем, коротко качнув головой, твёрдо сказал:

— Моим людям нужен отдых. Мы прошли через бой, есть раненые. Оставлю разведку на завтра. Утром, быть может, отправим пару бойцов — посмотреть, что там.

Староста вздохнул и склонил голову в знак согласия:

— Конечно, господин рыцарь. Разумеется. Простите. — Его голос оставался ровным, но плечи чуть опустились, как будто он снял с себя часть тяжести.

Затем староста обернулся и негромко велел кому-то из мужчин:

— Подготовьте место для постоя. Сено и воду поднесите лошадям. Пусть койки подготовят, и бабы за ранами глянут.

Деревенские зашевелились, прячущиеся в домах семьи постепенно вылазили на улицу.

Артур бросил небрежный взгляд в мою сторону. Мне наблюдать за всем происходящим было неудобно, кровь приливала к голове, но я пока ещё был далёк от того, чтобы сдаться. Искал возможности для побега, смотрел, слушал.

— Нам нужны колодки, — сказал Артур, снова глянув на старосту. — Простая. Чтобы зафиксировать голову и руки. Этот пленный… — он кивнул в мою сторону, — не настолько глуп, чтобы пытаться бежать. Но я предпочитаю не проверять лишний раз.

Надо же, комплимент для меня. Не настолько глуп…

Староста не стал расспрашивать, лишь только кивнул и произнёс:

— Есть старая, в амбаре, от времён, когда мы наказывали в них воров и драчунов. Сейчас принесут.

Я обмяк на лошади. Усталость будто стекала по телу, вгрызалась в мышцы.

Уже совсем скоро меня спустили на землю и повели в центр деревни — это было понятно по утоптанной площади, вокруг которой скопились самые приличные дома. Дерево колодок глухо стукнуло и сомкнулось на моей шее и запястьях. Я ничего не мог поделать. Только смотрел, как на небе светило клонится к горизонту на запад.

Вечер вот-вот наступит, а ночь обещает быть долгой. Очень скоро по сгущающимся тучам стало понятно — собирается дождь. И не лёгкая морось, а сильный ливень.

Вот это не повезло, так не повезло…

Дождь накрыл деревню резким ударом и оказался куда более неприятным, чем я ожидал. Холод пробирал до костей. Деревянные колодки разбухли. Мокрая одежда липла к телу — противно.

Площадь превратилась в грязевое месиво. Жители снова спрятались по домам — улицы опустели.

Единственный свет исходил из окна таверны, расположенной у края площадки. Или, может, таверны там и не было — рыцари, вероятно, просто заняли чей-то дом, наполнив его припасами и выпивкой. Внутри раздавались пьяные крики и песни уже больше часа.

Вот они, рыцари Артура — крепкие, благородные защитники королевства, отмечающие победу над демонами… Победу в обороне, где многие из них погибли бесславно ужасной смертью. Притом что угроза нападения демонов даже сейчас вряд ли куда-то делась. Разве что Артур полагался на мага? Но почему тогда Элиас не почувствовал засаду на дороге?

Судя по звукам, веселья было хоть отбавляй — смех, уханье, ругань, стук кружек.

Вряд ли местные такому рады.

Иногда в этот дом, несмотря на ливень, заходили деревенские — в основном женщины. Они прислуживали гостям и выглядели как мрачные тени, без всякого трепета и благодарности. Таскали еду, питьё, выносили объедки. На лицах испуг, кажется, теперь они боялись этих рыцарей, пусть и в меньшей степени, чем демонов.

С наступлением вечера дверь таверны распахнулась, и на улицу выплеснулся шум пьянки, свет от ламп и очага. На пороге показался Артур. Он покачивался, но голос старался выдерживать строгим и командным:

— Эй, герои! Тише, сказал! Ведите себя прилично, пока меня нет! Не позорьте рыцарство! Местных — не трогать, ясно⁈

Изнутри в ответ донеслось пьяное мычание — что-то вроде «поняли», только вперемежку со смехом и икотой. Артур одобрительно хмыкнул, хлопнул дверью и зашагал прочь, туда, к краю деревни, где, видимо, ему уже подготовили отдельный дом с сухой постелью и вином на прикроватном столике.

Едва он скрылся, как внутри раздался дикий вопль, хохот усилился. Рыцари, оставшиеся в доме, затянули пьяную песню — невнятную, пошлую, вразнобой. И тут же — глухой треск, будто что-то тяжёлое проломило мебель.

Женский крик прорезал вечернюю сырость.

В следующую секунду из окна таверны, выламывая ставни, вылетел один из рыцарей. Поднявшись, он тут же поскользнулся на грязи и упал снова. Лицо его было в крови, будто подрался с кем-то из товарищей. С омерзением я наблюдал, как он плюёт в грязь чем-то белым — пара зубов; после чего шатаясь идёт за ближайшие дома на другом конце площади, наклоняется, чтобы издать громкие звуки рвоты. От такого меня самого чуть не вывернуло. Впрочем, надолго этого рыцаря не хватило, и он просто упал в грязь, потерял сознание.

Прошло ещё немного времени, из таверны с воплем выбежала женщина. Полная, грудастая, в разорванном платье. Она кричала и звала на помощь, но как-то вяло, будто не надеясь на спасение. Следом смеясь и улюлюкая, выскочил рыцарь, пожалуй, самый здоровый из оставшихся в отряде. Имени его я не знал, как и остальных, да и не хотелось.

Рыцарь ухмылялся, как голодный волк, предвкушающий жертву. Медленно настигал женщину.

Вот же дерьмо. Мне ещё не хватало смотреть на это скотство. Воины короля насилуют тех, кого должны защищать.

— Эй, герой! — проорал я, изо всех сил, что ещё остались в лёгких. — Ты чего творишь, мразь? Баба тебе отказала, да? Или по обоюдному согласию у тебя уже не стоит? Ну ты и рыцарь… Только баб давить и горазд!

Грубо, топорно, местами, может, и банально. Но в каждое слово я вложил столько яда, сколько смог. Пьяному много и не надо.

Рыцарь обернулся. Медленно, лениво, как пёс, которому помешали жрать. Женщину он отпустил, и та, спотыкаясь, осела в грязь и поползла прочь. Лицо воина покраснело. Взгляд налился яростью, пьяной, тупой, но смертельно опасной.

Он дёрнул из ножен на поясе кинжал, на вид увесистый с узким клинком и резной чернёной гардой — оружие для добивания, а не для чести.

— Ты чего там вякаешь, щенок? — зарычал здоровяк,