С каждой пройденной милей следы бесчинств змея, его ненасытного голода становились все более очевидными — крепостной, убитый в поле, обескровленный и облепленный мухами; пара всадников и их лошади, разорванные на части, обглоданные до костей; голова женщины, лежащая в траве, темноволосая, с молочно-голубыми глазами; ее сожранное тело, несомненно, томилось в животе Злостного Врага. Но там, где обычный человек впал бы в безумие и заплакал от ужаса, Гримнир только усмехнулся.

Этот ублюдок Нидхёгг слишком упростил охоту.

Однако приближение зверя не осталось незамеченным. День клонился к закату, и Гримнир был вынужден замедлить шаг. Отряды всадников в кольчугах, одетых в яркие желто-синие плащи, появились из приземистой круглой крепости, расположенной на вершине невысокого холма. Некоторые скакали между фермами и виллами, привлеченные столбами дыма, застилающими вечернее небо; другие заняли позиции на перекрестках и мостах, высматривая признаки вторжения. Их присутствие заставило Гримнира свернуть с дороги. Он прокрался через поле, поросшее высокой желтой травой, к роще деревьев, где колонны торчали, как сломанные зубы; поваленные стены образовывали древнюю границу, возможно, храм. Мраморная брусчатка была перекошена и выворочена корнями, это была священная роща, где когда-то находились священные камни.

Из-под замшелых камней бил родник. Гримнир присел в тени колодца, прислонившись спиной к низкой стене, и зачерпнул пригоршнями воды. Он сплюнул пыль, выругавшись себе под нос… а затем остановился. Он склонил голову набок, прислушиваясь.

Там.

С другой стороны рощи послышался топот копыт. Он прижался к стене и вытащил сакс. Лошади заржали, а люди окликали друг друга всего в дюжине ярдов от него.

— Синьор! Синьор Каэтани! — пропел один из всадников, его юношеский голос дрожал от волнения. — Кола ди Риенцо зовет на помощь! Колонна и проклятый Орсини заключили перемирие против него… и намерены избавиться от него сегодня ночью!

Гримнир услышал усталый вздох. Ответил голос гораздо более пожилого человека:

— Так это правда, Якопо? Я знал, что эти собаки не замышляют ничего хорошего.

Гримнир услышал топот копыт и звяканье цепей, когда третий всадник, даже моложе первого, выехал вперед. В его словах слышался страх:

— Мы должны предупредить кого-нибудь, отец! Ди Риенцо, Колонна, Орсини… это не имеет значения! Им нужно рассказать о том, что мы видели! Это… Это нечто большее, чем любая вражда между дворянами!

— Что он имеет в виду, синьор?

В ответе старика прозвучала резкая нотка неодобрения:

— Мой сын имеет в виду, что по всей Аппиевой дороге бушуют пожары. Фермы сожжены, трупы брошены гнить. Там, где юный Джанни видит руку дьявола, я вижу дело рук мародеров. Скорее всего, они направляются в Рим.

— Вы видели то же, что и я! — огрызнулся Джанни.

Якопо заговорил прежде, чем отец и сын успели перейти к словесной перепалке:

— Тогда нам следует поторопиться, синьор! Это могут быть безбожные союзники Колонны, стремящиеся разделить наши силы.

— Я тоже так думаю, — ответил старый синьор Каэтани. — Собирай людей, Джанни!

— Зубы Господни! Но…

Голос старого синьора прозвучал как удар хлыста:

— Наш покровитель, Папа римский — а, возможно, и сам Бог — хочет, чтобы Кола ди Риенцо остался у власти! Каэтани поспешат ему на помощь! А теперь собирай людей и держи язык за зубами!

На мгновение воцарилась напряженная тишина, затем Гримнир услышал, как юный Джанни развернул коня и легким галопом поскакал обратно тем же путем, каким и приехал. Двое других мужчин направили своих лошадей на другой конец рощи, в сторону Рима.

— У вас ведь есть свой сын, Якопо, так? — спросил старик, помолчав.

— Да, синьор, но он еще молод.

Синьор Каэтани снова вздохнул, его голос затихал:

— Ни один человек не должен прожить достаточно долго, чтобы стать злодеем по отношению к своему сыну…

Гримнир таился в тени у разрушенной стены, пока люди не ушли, а затем, словно призрак, двинулся через поля. Он прокручивал в голове слова старого Каэтани. Беспорядки на улицах означали благодатную почву для наживы змея. Пока никто не видел, пока правители Рима сражались друг с другом, Нидхёгг выискивал самых бедных, подлых, отчаявшихся среди них и искажал их умы; он превращал в рабов тех, кого никто другой не захотел бы использовать… но это могло сыграть на руку Гримниру.

Это означало, что он найдет змея среди римских отбросов.

Ближе к закату Гримнир взобрался на невысокий горный хребет и впервые увидел Вечный город. О, он слышал истории от старого Гифа, который посещал Рим в пору его расцвета; рассказы о обширном лабиринте из известняка и мрамора, раскинувшемся на семи холмах, где жили миллионы белокожих, их жены, отпрыски и рабы. Город храмов и памятников, духов и богов, где благочестие и извращения соседствовали с цивилизованностью и дикостью. Глаза старого пьяницы вспыхивали, как угли, когда он рассказывал о своем пребывании там.

Это был не тот город, который предстал перед Гримниром. Нет, за пеленой дыма, освещенной умирающим красно-золотым сиянием солнца, он увидел жалкий и унылый городок; городок, съежившийся, как побитая собака, у подножия единственного холма, Mons Vaticanus[14], а между ними — мутные коричневые воды реки Тибр. Он увидел буйство куполов и башен, яркий мрамор и старую терракоту рядом с изъеденным временем известняком и кирпичом; он заметил виллы и городские дома, растущие, как молодые побеги, среди старых камней. И церкви. Десятки из них, словно личинки, копошились в мертвой плоти империи. Кавалькада святых и мучеников танцевала на костях древних богов, безымянных и призрачных; зловещие глаза наблюдали из теней за осквернением, совершаемым певцами гимнов.

Таков был Рим: навозная куча, притулившаяся к зловонной реке, и все это было защищено каменными стенами, древними и грозными — зубчатыми и крепостными валами, башнями и укрепленными воротами. Каждый пункт въезда был похож на маленькую деревушку, со зданиями из дерева и добытых на свалке камней, примыкающими вплотную к стенам. Гримнир не стал тратить время на размышления о том, как такой зверь, как Нидхёгг, мог проникнуть в город средь бела дня. Он предположил, что змей, должно быть, уполз на запад, в Тибр, и плыл вверх по реке, пока не нашел канализационное отверстие или что-то в этом роде. Отлично для этой чешуйчатого червя, но Гримнир не полезет в воду и не попытается последовать за ним. Нет, у него на уме было что-то другое.

Гримнир двинулся направо и шел