Надо же, Иессей дал ему тот же совет.

Под конец Джон сказал:

– Мы потеряли двоих. Вот письма их семьям. Сможете передать?

Битон кивнул, взял. Джон писал письма по старинке, как тогда, когда был еще в «законной» армии и приходилось извещать жен и родителей о беде. Поднаторел в этом так, как самому не хотелось.

«Ваш сын, младший лейтенант Микаэль Грант, геройски погиб, защищая своего принца…»

Вот только с фронта такие письма писать было куда легче, а теперь и принц – беглый террорист, и самого послания никто не должен видеть – иначе родственников затаскают в ГСБ. И прежде куда легче было объяснить, за что погиб боец. За родину. За короля.

Прежде, думая о перевороте, Джон испытывал острый, детский стыд: как будто ночью намочил постель и все об этом узнали. Потом на смену стыду пришло недоумение. Чего он хотел? Чего добивался? Почему позволил Декелю и другим генералам себя увлечь – а потом вести, как марионетку?

Да, дела в Гибее шли не очень; отец с большей охотой внимал Богу, чем собственному народу или министрам, но эти приступы исступленной веры случались у короля и раньше и всегда проходили. Но с чего Джон взял, что станет лучшим правителем? Обвинял отца в том, что тот не видит дальше собственного носа, – а сам что видел? Дворцовые стены, после – стены кадетской школы и Академии, и только на войне ему позволили хлебнуть реальной жизни. И конечно, Джон едва в ней не утоп, как щенок. Только теперь, после вызова, брошенного отцу, после ареста и почти безнадежного побега он начинал по-настоящему узнавать Гибею.

И чувствовал, что письма его цинично врут. «Ваш сын подорвался на мине, мэм, защищая мятежника, и его не бросили в безымянную яму, как террориста, только потому, что мы раньше подобрали то, что осталось».

Но сейчас в первый раз он думал, что Грант погиб глупо, но не зря. Так же, как и Фишер.

Погиб за землю Бенджамина.

Битон молча кивнул, как следует вытер руки и забрал письма.

– Он… мой человек ездил за бензином. Не доехал до лагеря.

Битон нахмурился.

– А бензин все еще нужен, так?

Джон кивнул.

– Срочно?

– Вчера.

Битон повздыхал, ушел в подсобку и с кем-то поговорил по телефону. Потом вернулся.

– Старая заправка около Иамнии. Можете послать своих. Я договорился.

Положительно, вывести из-под удара Битона было лучшим решением Джона за всю дворцовую жизнь.

Пива оставалось на донышке, Джон допил его и заплатил хозяину.

– Вот еще, – сказал тот, отдавая сдачу. – Дети. Понятия не имею, связано это с той дорогой или нет. Но в последнее время дети пропадают. Из тех, кого никто не хватится. Была парочка… раньше всё у моего прилавка ошивались. У них это называется «шакалить». Ждали, не останется ли у меня вечером картошка. А потом пропали. Вряд ли их отыскали мама с папой.

– Может, в приют забрали? Должен же хоть кто-то здесь делать свою работу.

Хозяин хмыкнул.

– Приюты и без них переполнены… да эти дети и не дадутся.

Приюту – не дадутся, а вот тому, кто накормит и пообещает накормить еще…

Джон заторопился. Зря он оставил мальчишку без присмотра.

Он обещал Джею, что найдет его, но теперь не представлял, как искать ребенка на переполненном рынке. В очереди за сладкой ватой его не было; у единственной карусели, движущейся под глухую музыку, достойную фильмов ужасов, – тоже. Под ногами то и дело сновали дети, но – не те. Отчего было не велеть ему ждать у карусели?

Не сдержавшись, Джон выругался вслух – и, будто по волшебству, увидел Джея.

Тот стоял у прилавка старьевщика и смотрел на медведя.

Медведь сидел на старом детском стульчике. На нем были темные очки – похожие на те, что Джон носил когда-то, только треснутые и со стершимся брендом. Непонятно, с чего хозяин прилавчика решил, что мишку купят. Впрочем, у него вряд ли было намного меньше шансов, чем у разложенных на прилавке старинных флаконов для духов, фарфоровых вазочек и остановившихся карманных часов.

На животе медведя с заметно поредевшим мехом красовался грубый шов, еще один – на лапе. Другая и вовсе держалась на одной булавке, которую тщетно попытались скрыть под офицерским погоном. На шее у бедняги красовался белый когда-то шарф – теперь он смотрелся как грязный бинт.

Джон сглотнул. Джей-Би стоял, приклеившись к игрушке взглядом – сосредоточенным и болезненным.

– Боевой медведь, да?

Мальчик кивнул, не удивившись.

– Сэр, – сказал он звонко. – Папа. Ты мне сказал, чтобы я купил себе что-нибудь. Мне позволено будет купить медведя? Пожалуйста.

– Конечно, мы его купим, – ответил Джон, снова глядя на одинокий погон и темные очки.

– Спасибо, – сказал ребенок напряженно, будто не вполне верил Джону, и уточнил у продавца: – Сколько он стоит?

– Вот это чудище? Да нисколько, малец, побойся бога, я его так сюда положил, выбрасывать было жалко. А он тебе точно нужен? Погляди, какой рваный, может, папа нового купит?

– Пожалуйста, – повторил мальчик.

– Да бери, бери, что ты.

Старик поднял медведя со стульчика и вручил Джею вместе с очками. Мальчишка прижал игрушку к себе и сделал несколько шагов назад.

За очки Джон все-таки заплатил.

– Мишка-то заслуженный! – крикнул хозяин им вслед. – Две войны прошел!

Джон взял ребенка за руку, чтоб тот не потерялся. Он все еще злился на себя и не сразу сообразил, что сжимает ладонь Джей-Би слишком крепко. Тот и не пикнул. Джон отпустил его и примирительно-неловко сказал:

– А медведю досталось, верно? Как ты думаешь, что с ним случилось?

Ребенок помолчал.

– Думаю, он не справился, сэр. Папа.

– Почему это? По-моему, он, наоборот, справился. Он выжил. И дождался своих.

– Своих? – не понял Джей-Би.

– Мы же за ним пришли. Отдадим его Доку, он пришьет лапу на место.

Джей-Би глянул недоверчиво, но промолчал. Кто-то говорил – может, и мать, – что сын нужен мужчине, чтобы играть в его игрушки.

Смешно, но Джон был рад, что они не оставили медведя.

Агент

Он видел, в какую сторону ушел Бенджамин, но пойти за ним побоялся. Он и так уже наделал много ошибок, не хватало только попасться на слежке… Так что Агент послушно побрел вдоль прилавков, размышляя о необычном приказе. Дядь Вася пару раз покупал ему сладости – для маскировки, – но никогда не давал денег в руки. Только на эту миссию Агент получил наличные – на случай непредвиденных расходов.

И теперь Агент не знал, что правильнее