– Позаботься о ней, если что надо – говори. Всё принесут.

Голос Злата удалялся, женщина его благодарила, кажется, кланялась, а потом дверь захлопнулась. Ена оставалась на месте, выжидая, не вернётся ли князь. Знахарка опять загремела посудой, что-то посыпалось, звуки воды – похоже, она начала толочь зерна.

– Вставай, Незванка. Чую, что не спишь.

Ена приоткрыла один глаз. Женщина стояла у стола к ней спиной. Сперва девушка думала притвориться, что она ошиблась, но почему-то не стала, догадываясь, что её обман знахарка заметит.

Ене было так тепло на печи в пуховом одеяле, что не хотелось шевелиться, но всё же приподнялась. Одеревеневшее тело двигалось скованно. Кожа болезненно натягивалась. Помимо сорочки на ней были шерстяные носки.

– Мы знакомы? – хрипло спросила Ена и не без труда соскользнула с печи.

– Знакомы, – с довольной улыбкой протянула женщина, кивнув Ене на лавку.

Без тепла печи девушка вновь затряслась. И, ухватив лежавшую шерстяную ткань, благодарно в неё завернулась.

– Я тебя не помню, – призналась она.

Знахарка, продолжая толочь что-то в ступе, тихо засмеялась. Затем стянула повойник[9], и толстая тёмно-каштановая коса упала на плечо. Женщине было за сорок, Ена приметила несколько серебряных прядей, но лицо оставалось привлекательным, тело стройным и сильным, зерна в ступе знахарка молола за пару поворотов уверенными движениями.

– Меня зовут Милья, Витена, – серьёзным голосом поделилась женщина, не отрываясь от работы. Перемолотый порошок она пересыпала в другую ёмкость и залила водой.

Ена немного разбиралась в лекарствах, умела раны зашивать, знала, что приложить при воспалении и какие отвары пить при лихорадке, но всё же её знания были поверхностны по сравнению с умениями настоящей знахарки, поэтому Ена следила за Мильей с любопытством.

– Мы познакомились давно, все тогда тебя Незванкой величали. Ты мне на рынке помогла, поломанную корзинку починила. Потом новую подарила и ещё скатерть, – с улыбкой перечислила Милья, изредка поглядывая на Ену. – Слышала, руки у тебя беспокойные. Усидеть не можешь – всё плетёшь.

Ена бросила взгляд на свои ладони, с отъезда её близких она не плела. Ничего не хотела делать. Это в детстве ей было руки не остановить, сейчас же стремление что-либо создать не могло пересилить тоску, охватившую безвольное тело. Она просто сидела, а руки, может, что-то бы да сплели, но только Ена к нитям не прикасалась. Боялась ещё каких бед насмотреться.

– Больше не плету.

– А зря.

Ена заморгала, не ожидая такого ответа.

– Выпей, – приказала Милья, поставив кружку с каким-то отваром.

Зоран и Рокель учили её никогда с ходу напитков чужих не пить, но эту кружку Ена опрокинула в себя не раздумывая. Отрава, дурман, хмель, лекарство – всё одно. Милья тоже не оценила её опустошённого выражения лица и качнула головой. На языке остался горький привкус.

– Настой, чтобы не заболела, – пояснила знахарка, не дождавшись нужного вопроса от Ены. – А теперь вот это.

Милья поставила небольшую стопку с бледно-красной водой. Ена и её залпом опустошила. Привкус был сладковатый, но всё равно не особо приятный.

– Для чего?

– От детей.

Брови девушки приподнялись, хотя удивление всё равно вышло вялым. Она вспомнила её голос. После ссылки близких и того, что с ней сделал Злат, Ена заболела. Её лихорадило так сильно, что она с трудом могла вспомнить те четыре дня страданий, пока знахарка отпаивала отварами. Теперь Ена была уверена, что той женщиной была Милья.

– Ты не впервой мне даёшь такое лекарство, верно?

– Вкус запомнился? – поинтересовалась Милья, и Ена кивнула. – Тогда чего скрывать, давала. Поняла всё с твоей горячки, когда разбиралась в причинах. Приметила и синяки на твоих бёдрах.

Ком встал в горле. Ена была в курсе, что весь двор знает, ради чего Злат её оставил. Слышала, что блудницей уже прозвали. Даже те, кто князя Яреша мечтал изгнать, на Ену смотрели с отвращением за предательство. Сколько бы оно им на руку ни было, но девушку считали гадюкой, которая пригревшую её руку укусила. Такую «змею» поблизости никто не хотел видеть.

– Я весь месяц принимала твоё питьё, сказали, что это для укрепления здоровья.

– И насколько я знаю, весь месяц это питьё тебе было необходимо, – без обиняков напомнила Милья.

– Я – княжеская наложница. Тебя за такое казнят, если узнают, – предупредила Ена.

Её дети будут бастардами, и всё же они княжеские бастарды.

– Если узнают. – Милья одарила девушку понимающей улыбкой.

– Спасибо, – искренне поблагодарила она. Мысль о детях от Злата её не пугала, а ужасала до дрожи в коленях. Она не хотела ему кого-либо рожать, она ещё надеялась на перемены, побег или даже смерть, но жизнь до конца её дней в стенах этого двора она точно не видела. Но может стать хуже: через пару лет она Злату надоест, и он насильно выдаст её замуж за какого-нибудь боярина или же оставит на дворе в качестве развлечения для его дружинников.

Словно ощутив перемену в мыслях Ены, Милья перестала готовить и устало присела на табуретку.

– Я давно за тобой наблюдаю, – со всей серьёзностью начала знахарка. – Да и на дворе князя Яреша часто бывала, княжичей лечила. Видела я, как ты раны им зашивала, какие кружева плела и как всем на дворе подарки давала. Даже мне, хотя я лишь ко двору временами наведывалась. – Милья кивнула в сторону, и Ена приметила кружевную салфетку, висящую на нескольких гвоздях в качестве украшения.

Почему-то это смутило Ену, салфетка была старая, но знахарка её хранила. Ена никогда не думала об этих подарках как о чём-то особенном. Ей просто нравилось радовать окружающих, а чем добрее люди к ней были, тем чаще ей хотелось им что-то подарить. Однако помимо рукоделия она мало что умела.

– Видела я и как ты на рынке всем постоянно помогала, да и князя Яреша я уважала. Он всегда хорошо платил, с уважением наставления принимал и советам следовал. Хороший князь, благородный. Не верю, что он виноват в поджоге, и в твоё предательство не верю.

– Поэтому ты соврала Злату про дурман в моём вине?

– Не соврала, – качнула головой Милья, её уверенность лишила Ену дара речи. – Тело у тебя, конечно, маленькое да хрупкое, много хмеля и не надо, чтобы напиться. Но дурман был.

Она схватила Ену за руку и ткнула её девушке под нос, заставив взглянуть на ногти. Те стали болезненного красноватого оттенка.

– Красная дурман-трава, – подтвердила Милья