Я чувствую укол совести, поскольку тогда поверила слову Айлин, а не мольбам служанки, заверявшей меня в своей невиновности. Хотя я все же не позволила отрубить ей руку, наместник дяди продал Маи торговцу прислугой.

Неужели мы воссоединились в загробной жизни?

Я уже собираюсь попросить у нее прощения, но Маи бойко подбегает ко мне и спрашивает:

– Вам снился кошмар, госпожа?

А затем оборачивается с поклоном:

– Госпожа.

Маи отступает, пропуская другую гостью, и мое сердце замирает. Я прижимаю к нему ладонь, взывая к небесам. Чего бы я только не отдала, чтобы увидеть ее вновь!

Одно долгое великолепное мгновение я смотрю на маму, не веря своим глазам, и пульс бьется у меня в висках.

Она встает подле меня, гладит по щекам и хмурится:

– Я слышала, как ты кричала. Что случилось, синьар?

Это ласковое обращение, которое я слышала лишь от родителей, окончательно сломило меня. Я обхватила маму за пояс обеими руками и расплакалась.

– В чем дело, синьар? Ты меня пугаешь.

– Я скучала по тебе, мам, – всхлипываю я в ответ.

Она гладит меня по спине:

– Глупышка. Мы же только вчера виделись.

Не может быть. Я простилась с ней полгода назад. И никогда не забуду, как упала на колени перед ее разбухшим телом, выловленным из темного пруда. Неподвижным, холодным. Как обхватила бледное лицо ладонями и рыдала над ним, рыдала, пока не лишилась сознания от измождения и горя.

Но сейчас она теплая, живая. Ее касания нежные, заботливые. Мне не хочется никогда ее отпускать. Я поднимаю взгляд и смотрю в мамино лицо – ясное, красивое, здоровое.

Должно быть, мы все попали в рай, но почему мама и Маи ведут себя так, будто еще живут в прошлом? Покосившись на книгу, я вспоминаю, что читала ее по вечерам в первые месяцы после того, как мы с мамой переехали в дом дяди Йи. Почему она перешла в загробный мир вместе со мной?

Я ловлю свое отражение в зеркале на туалетном столике. Щеки у меня еще немного пухлые, как в более ранней юности.

Последние мгновения перед смертью мелькают в памяти.

Я взмолилась о возможности все переделать, о втором шансе на жизнь. Ответом мне послужил слепящий свет, по телу прошла волна энергии.

Сердце бьется чаще от невозможной мысли.

– Какой сейчас год, мам?

Она хмурится, но отвечает:

– Сто пятый год, двадцать первый день месяца эр, династии Цзинь.

И снова осматривает меня.

Сто пятый год. От волнения у меня кружится голова. Неужели боги ответили на мои молитвы и отбросили меня на два года назад? В двадцать первый день месяца эр, когда прошло ровно две недели с нашего приезда в столицу, Цзиньси, и месяц с моего шестнадцатого дня рождения, когда я официально перестала считаться ребенком.

Мама касается моего лба:

– Как ты, синьар? Мне позвать врача?

– Нет-нет, все в порядке, – отвечаю я, но мама крайне проницательна и не успокоится, пока не услышит правдоподобное объяснение моему странному поведению. – Мне снился папа. Вся наша семья была вместе, и сон казался таким реалистичным… что я подумала, проснувшись, может, сейчас еще те дни, когда папа был жив? Знаю, это глупо, но… я скучаю по нему, мам.

Мои слова звучат искренне, поскольку это правда. Я мечтала о том, чтобы вернуться в прошлое, когда со мной были мои родители.

– Мне тоже его не хватает, – со вздохом произносит мама.

Мы замираем в объятиях друг друга, в общей скорби и нежности.

Я не хочу расстраивать маму, поэтому улыбаюсь ей и говорю:

– Мы есть друг у друга, мам, и я очень тебя люблю. Обещаю, я сделаю тебя самой счастливой.

– Я тоже тебя люблю, синьар. И уже очень счастлива благодаря тебе.

Она легонько касается моей груди, и от этого жеста по ней разливается тепло. Он напоминает о значении моего имени, Миньсин: ясное сердце.

От слез щиплет глаза, и я поспешно отворачиваюсь. И только тогда замечаю верную служанку моей матери, Нинь, утонувшую вместе с ней. После слов Рена я подозреваю, что Бо утопил и ее тоже.

Теперь я не позволю вам умереть. И уж точно не от рук этих чудовищ. Жгучая ненависть прожигает меня насквозь. Я опускаю голову, чтобы никто не увидел, как пульсируют вены на моей шее, как горит лицо.

Рен, дядя Йи, Айлин, Бо. Я обрушу на вас бурю возмездия. Вы почувствуете на себе всю ее мощь, и она сокрушит всех, кто встанет на моем пути.

– Уже утро, девочка моя, – говорит мама. – Поднимайся.

Она гладит меня по щеке и уходит из комнаты.

Маи отправляется наполнить умывальник, а я встаю с кровати и подхожу к зеркалу в полный рост. Снимаю ночную сорочку, расправляю плечи и смотрю на хрупкую шестнадцатилетнюю себя.

Значит, боги подарили мне второй шанс? Сомнения нарастали во мне по мере того, как я размышляла над происходящим.

Легенды гласят, что боги покинули наш мир много веков назад и больше не тратят время на дела человеческие. Поэтому я впервые помолилась им лишь в сумерки своей жизни. С чего бы им вмешиваться в ход времени ради девчонки из обычной семьи, которая никогда их не почитала и никому не важна, кроме ее собственных родных?

Дыхание перехватило. Если это не силы богов, то, может, магия?

Я качаю головой, пораженная своими глупыми выводами. Магией обладает лишь народ наньйю, и я даже вообразить себе не могу, что за заклинание способно повернуть время вспять.

Та завеса яркого света, пульсирующая энергией… Правда ли я ее видела, или это лишь мираж, возникнувший передо мной на грани жизни и смерти? Та сила казалась такой реальной, ощутимой…

Я вздыхаю. Надо разгадать эту загадку, но ответы просто так не найдутся.

Я подношу к глазам кулон, выкрашенный в пять цветов. Это скромное украшение, но для меня оно дороже всех сокровищ мира. В минуты отчаяния папин подарок всегда придает мне сил.

Мне было всего три, когда я получила семейную реликвию. «Ты достойна этого сокровища, синьар, – сказал отец, вверяя ее мне. – Охраняй его, и однажды я расскажу тебе о нем».

Тогда я гордо вздернула подбородок и расплылась в улыбке. И с тех пор всегда носила кулон на себе, снимая лишь для того, чтобы принять ванну.

К сожалению, отец не успел рассказать мне историю кулона. Он умер от болезни и унес эту легенду с собой в могилу.

Я подавляю всхлип.