– Не, – брат мотнул головой. – Это я к нему. Ну, во сне. Чушку-то мою проведать надо. Сына опять же. Дочь. Иначе как? Все через него.

– У них вроде все хорошо, – сказала я без уверенности – я не видела Варну с того дня, как он приходил ко мне, и вестей от Камлаков не было.

– Нормально, да, – кивнул брат сухо. – Ладно, топай. Я тут обожду. Если отойду, зови, я мигом. У нас тут близко все так-то.

– Хорошо, – кивнула я. – Спасибо.

И пошла в лес без тропы, по пояс в снегу.

Лес был лесом – но лесом не был. Не было ветра. Не было звуков. Деревья одинаковые, ровные, как будто вырезанные из бумаги и наклеенные на белую ткань, стояли вокруг, куда ни кинь взгляд. Я скоро выбилась из сил. Мне казалось, что я заплутала. Среди одинаковых деревьев совсем непонятно, куда идти. Как камсу искать? Одно хорошо, успокаивала я себя, назад будет проще – по своим же следам.

Вдруг впереди показалась поляна. Как будто кто-то выкосил деревья – просто проплешина в лесу, ровная, небольшая. На ней стоял охотничий схран – на высоких ногах сложенная из бревен крошечная избушка. Крыша крыта лапником и еловой корой. Дверь высоко, сейчас закрыта. Я поискала глазами – где-то должна быть лестница. Но ее не было. И совсем ничего не было, чтобы залезть. Лапы, на которых стояла избушка, высокие, гладкие, толстые. И как она туда забирается? – не поняла я. Взлетает? Я обошла избушку кругом, потрогала лапы. Дно было сложено из ровных досок, ни щели, ни лаза. В стороне из-под снега что-то торчало, я подошла – большая ступа, в которой сбивают масло, и в ней пестик почти с меня ростом. Потеряла она их, что ли? Я стала сомневаться, живет ли здесь кто-нибудь, или это и правда всего лишь лабаз для дичи, про который к тому же забыли давно.

Тогда я позвала:

– Камса! – негромко, чтобы не разбудить этот лес. – Камса, это я! Пырра-Анон. Ты меня не знаешь. Я из чертога живых. Я ищу нашу камсу!

Никто не откликнулся. Ничто не пошевелилось в избушке. В лесу было по-прежнему тихо, как в живом лесу не бывает. Не упадет нигде с ветки снег. Не скрипнет дерево. Не пролетит птица. Не зацокает белка. Только холодно. Я поежилась, чувствуя, что замерзаю. В мире мертвых зима всегда, снег вечен, и это другая зима, не такая, как у нас, оказывается.

И вдруг за моей спиной что-то щелкнуло, хрустнуло и заскрипело. Я обернулась: верх небольшого сугроба откинулся, как крышка на шкатулке, под ним зияла чернота. Я не удивилась – в мире мертвых нечему удивляться, – подошла ближе и заглянула внутрь. Передо мной был лаз, или труба, или тоннель, дыра, нора, как угодно называй. В общем, ход, и мне надо было туда.

Без всяких сомнений я прыгнула.

Падение было недолгим и нестрашным. Я только запуталась в шубе – подол задрался и прикрыл мне лицо. Когда же справилась с тяжелой шубой, оказалось, что я стою на залитой солнцем летней поляне на берегу сияющего горного озера. Чуть поодаль виднелся лес, деревья качались под верховым ветром и шумели. С другой стороны поднимались прекрасные белые горные пики. На берегу озера росла огромная одинокая лиственница, очень старая, корявая, ее ветки уходили в небо, а на огромных узловатых корнях, вылезавших из каменистой земли, как змеи, сидела девочка лет шести в нарядном красном платье. Она чертила палочкой на земле и не обращала на меня внимания.

Больше никого не было, и я подошла. Девочка оказалась босая. Тонким прутиком от лиственницы она обводила на мягкой земле свои ножки. Она была так увлечена, что не подняла головы, даже когда я присела с ней рядом. Я видела ее склоненную головку, тяжелые черные волосы были собраны в косу. Пряди переплетались на затылке так замысловато, образуя столь сложный и необычный узор, что мне захотелось коснуться этих волос, потрогать эту причудливую косу, погладить девочку.

Я так и сделала. Она как будто не заметила.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– То же, что и ты, – ответила она.

Голос у нее оказался взрослый. Я вздрогнула и сразу поняла, кто передо мной.

– Что же я делаю?

– Ты оставляешь следы. Мертвые не оставляют. Ты же надеешься, что тебе будет так проще вернуться. Вы все на это надеетесь.

– Разве это не так?

– Это никогда не помогает.

Она выбросила палочку и подняла голову. Я быстро отвернулась и прикрыла глаза рукой, но успела заметить, до чего она красива – синие глаза, румяное личико, черные волосы. От такой красоты захватывало дух.

– Твоей камсе это тоже не помогло, – сказала она. Голос ее зазвучал по-старушечьи. – Она забыла дорогу назад. Следы ее спутались. Теперь ее сложно будет найти.

– Где она? Ты знаешь?

– Никто не знает, даже она сама. Придется искать. Одно я знаю твердо: она не ходит среди мертвых. Будь она здесь, меня бы тут не было. Нет ее и среди живых – там сейчас ты. Остается что? Правильно – боги. Там и ищи.

– Но я не камса! – воскликнула я. – Я никогда не хотела ею быть. И она… ну, Камса… ничему не научила меня.

– А чему тебя надо учить? Ты и так все умеешь. Или хочешь сказать, ты не сама сюда попала? – Девочка рассмеялась, как старая, скрипучая карга. Оборвав смех так же неожиданно, она тяжело наклонилась, как будто спина ее совсем не гнулась, и даже присела, стеная и охая. Подцепила тоненькой палочкой обведенные отпечатки своих маленьких ножек и подняла их, как будто они были из камня. Две маленькие босые стопы. Протянула мне: – На вот. Один отдашь Камсе, когда встретишь ее. Второй оставишь себе. Они вам обеим помогут дорогу найти, когда это нужно будет.

По-прежнему не глядя на нее, я протянула руку и взяла их. Тяжелыми были следы, словно и правда из камня.

– Вот что еще я тебе скажу: ваша камса не просто так ушла, она искала хели. Стадо хели, которое угнали боги. Это случилось вчера. У нас вчера, у них – много лет назад. У вас… не знаю даже, когда это было у вас.

– Прошлым летом.

– Значит, прошлым летом. А ты откуда знаешь?

– Мне Камса сказала.

– Сама все знаешь, а ко мне притащилась. – Казалось, камса разозлилась. – Иди давай, нечего тебе здесь больше! У меня дел невпроворот. Иди! Ты мне мешаешь!

Ее голос снова