Мне следовало заподозрить, что что-то не так.

– На зельеварении бывает интересно, – подбодрил Холден, заметив, как я замялся перед входом в кабинет. – Можно что-нибудь взорвать!

Я кивнул, уже смелее переступая через порог.

– И читать там нечего, – буркнул он за моей спиной.

Я едва набрался сил, чтобы не оцепенеть, и занял место за столом у дальней стены. Конечно, он знал о моей слабости. Нужно быть слепым, чтобы не заметить.

Его приятели дружно загоготали.

Холден был лидером этой скромной группы и определенно желал большего. Все усилия он направлял на то, чтобы поставить себя выше прочих, и со временем это все больше бросалось в глаза: мелкие упреки других в том, в чем он хорош, постоянные насмешки, громкие речи и заразительный смех. Он собирал людей вокруг себя сознательно, но делал вид, будто это происходит естественно – их просто притягивает его сила, мощь которой не ставилась под сомнение. Когда-нибудь все откроют глаза и поймут, что жилистые ноги Холдена болтаются на их плечах.

Но мое время еще не наступило. Тогда я все еще был слеп.

Преподаватель степенно и старательно объяснял нам порядок действий – травинка за травинкой, корешок за корешком. Занятие меня увлекло. В Офлене я иногда ночевал у дома лекаря и часто засматривался, как он создает снадобья. Что-то в словах Верховного казалось смутно знакомым, что-то я уже определенно слышал, а чему-то учился, открывая в себе прежде незнакомую жажду знаний. К концу занятия, когда преподаватель принялся оценивать результаты учеников, я не мог бороться с воодушевлением, испытываемым при взгляде на получившееся зелье. Казалось, вот оно, никакой грамоты и слов, только ловкость рук – то, что нужно! И учитель разделял мой восторг.

– А вы умел, юноша! – прогрохотал он, придерживая внушительный живот. – И правда новичок?

Я смущенно потупил взгляд.

– Учись, Холден! – Верховный прозвучал строго, словно устал повторять одно и то же. – Даже новенькие тебя обходят.

Все в классе захохотали, кто-то толкнул меня в плечо в знак одобрения, но я смотрел лишь на нового друга, и тот был совсем не рад сравнению. Наверное, даже счел его оскорблением. Разве тот, кто не мог даже прочесть название трав в рецепте зелья, смел быть лучше него? Смел ставить под сомнение его превосходство? Я не хотел этого, но от меня это и не зависело.

После занятия Холден сделал вид, что ничего не произошло, и общался со мной как обычно, пусть другие ребята и посматривали на меня с несвойственным им прищуром. Я ощущал нечто странное, угрозу, исходящую от вечно улыбающихся голубых глаз, и весь день избегал Холдена, ссылаясь то на расстройство живота, то на желание позаниматься, однако ближе к ночи он все же меня нашел – перехватил по пути из умывальни к общей спальне.

– Эгельдор, подожди, – окликнул он меня, будто не поджидал за углом. Я увидел его еще на подходе к умывальне и потому нарочно там задержался. – Ты чего, прятался от меня?

– Нет, – твердо ответил я. – А что?

– Хотел поговорить.

– Говори.

Холден вскинул брови. Верно, не ожидал такой реакции от мальчишки, что поначалу едва складывал слова в предложения, но я был не так прост, как заставлял всех думать. Так уж вышло, что обычно люди меня отталкивали – понадобилось чуток притвориться невинной овечкой, чтобы проникнуть в чей-то круг. Но раз уж и это перестало работать так скоро, видно, следовало вернуться к более привычной манере. Быть ненавидимым за то, что остаешься самим собой, не так обидно, как когда прилагаешь усилия для обратного.

Холден, видно, тоже бросил сдерживаться.

– Еще раз выкинешь что-то подобное, и вся школа будет думать, что у тебя какая-нибудь дурная болячка, понял? – Он почти шипел, приблизившись ко мне вплотную. – Тебя вышвырнут, чтобы всех не заразил.

– Попробуй лучше учиться, обиженный, тогда учителя и тебя заметят.

Холден со свистом втянул воздух, но не нашел слов достаточно едких, чтобы перекрыть мои, и врезал мне так сильно, что я рухнул на пол и съежился от звона в ушах.

– Не смей так говорить с тем, кто по праву рождения выше! – прошептал он, пиная меня в живот. – И обращайся ко мне «ваше благородие»!

Я едва успевал хватать ртом воздух, но зачем-то выдал в ответ:

– А ты ко мне – «ваше сиятельство».

Холден рассмеялся низко, злорадно, будто ждал, что я попытаюсь солгать о своем происхождении, и получил то, чего желал.

– Ну конечно! – Еще раз пнул, выбив из легких весь воздух. – Мы еще посмотрим…

В коридоре послышались тяжелые шаги, явно принадлежавшие кому-то из старших, и Холден мгновенно скрылся за углом, оставив меня лежать на холодном камне. Когда госпожа Томико подняла меня на ноги и спросила, кто со мной это сделал, я не ответил. Не потому что не хотел выдавать Холдена – скорее был слишком занят мыслями о том, как однажды ему отомщу. К тому же… это моя первая драка с чародеем! Будущим, правда, но кто знает – может, когда он станет известным, за историю об ущемленном самолюбии мне неплохо заплатят? Такие сведения в цене у лазутчиков вроде тех, для кого в Офлене я воровал письма. Впрочем, если доживу, наверняка и не вспомню об этом мелком задире.

В Ателле слишком сильно чувство общности: дети вместе едят, спят, учатся, даже мысли в их головы закладываются одни и те же, и оттого они становятся похожими на стадо. Да и Верховные сидят в здании школы веками, объединяя силы для обучения студентов, хотя мне казалось, что их задницам так просто теплее и безопаснее.

Быть одиночкой – значит отделять себя от всех. Но все иначе, когда люди ограждаются от тебя сами.

Глава 6

Порой мы виделись с королем беспрестанно, по несчастливой случайности встречаясь в разных уголках замка и города, но иногда он исчезал, и я не находил его даже при желании это сделать. Впрочем, он всегда о себе напоминал: каждый раз, стоило покинуть покои через дверь – так, чтобы это заметили слуги и стража, – на письменном столе, который молча заменили