Доктор улыбался другу. Он допил кофе и заговорил с прежней иронической отстраненностью, как будто шериф и не прерывал его рассказа.

– Затем почтенный коронер с примечательным многословием коснулся темы форм о согласии на вскрытие и злонамеренного воздействия облеченных властью представителей закона на частных лиц. Так получилось, что у него на рабочем столе как раз лежала стопка подобных форм, уже подписанных, и над каждой подписью была пропечатана дополнительная оговорка. Весьма обоснованная. Помимо прочего, она обладала способностью окрашивать лицо коронера в фиолетовый цвет, когда он зачитывал ее вслух. А зачитал он ее мне три раза. Судя по всему, родные погибших были согласны на вскрытие при двух условиях: во-первых, оно должно проводиться in loco mortis, то есть в Бейли, и, во-вторых, покойные могут подвергнуться повторному вскрытию или вывозу из Бейли только в случае, если патологоанатом коронера обнаружит конкретные доказательства насильственной смерти. Очень хорошо сформулированная оговорка. Помню, как мне было интересно, кто ее написал.

Шериф задумчиво кивнул. Он взял опустевшую чашку доктора Уинтерса, поставил рядом со своей, наполнил обе бурбоном на две трети и плеснул в чашку доктора немножко кофе. Друзья обменялись спокойными взглядами, как покеристы во время решающего противостояния. Шериф перевел взгляд на свою чашку, отпил из нее.

– In loco mortis. А… что это, собственно, значит?

– «На месте гибели».

– О. Долить тебе?

– Спасибо, я только начал.

Они рассмеялись, умолкли и рассмеялись вновь – иные могли бы заметить, что излишне громко.

– Он, по сути, сказал мне, что я обязан отыскать хоть какой-нибудь повод для повторного вскрытия, – наконец проговорил доктор. – Он душу бы продал – или заложил повторно – за передвижной рентгеновский аппарат. И он прав, конечно. Если в этих телах засели осколки бомбы, это был бы самый быстрый и надежный способ их обнаружить. Меня до сих пор поражает, что ваш доктор Парсонс так и не починил свой рентген.

– Он вправляет кости, зашивает раны, выписывает рецепты, а все сложные случаи передает ниже по склону горы. И даже с этим едва справляется. Пьяницы мало на что способны.

– Все так плохо?

– Он кое-как держится, но и только. Уоддлтон был прав, что не дал ему полномочий патологоанатома. Он и пушечного ядра в дохлой крысе не отыщет. На людях я такого говорить бы не стал, пока он справляется со своими обязанностями, но здесь все знают, что это правда. В половине случаев это его пациенты за ним присматривают. Но Уоддлтон прислал бы тебя независимо от того, кто здесь работает. Для политических союзников вроде «Фордемской страховой» – только самое лучшее обслуживание.

Доктор посмотрел на свои руки и пожал плечами.

– Итак. В числе погибших есть убийца. Так была ли на самом деле бомба?

Шериф медленно поставил локти на стол и прижал ладони к вискам, как будто вопрос поднял у него в голове бурю воспоминаний. Впервые доктор – весь разговор прислушивавшийся к никогда не умолкавшим предвестьям смерти у себя внутри – заметил, насколько его друг устал: руки подрагивают, под глазами синяки.

– Когда я расскажу тебе, что мы знаем, у тебя, должно быть, возникнут предположения насчет того, что я в связи с этим предпринимаю. Но мне кажется, что в этом случае дальше предположений никто из нас не зайдет. Это одно из тех самых кошмарных особых дел, Карл. Тех, до сути которых никто и никогда не докопается.

Ну ладно. Около двух месяцев назад у нас тут пропал человек – Рональд Хенли. Шахтер и надежный, как скала, семьянин. Однажды вечером не вернулся домой, и мы не нашли ни единого следа. Ну что ж, иногда такое случается. Где-то через неделю пропала хозяйка прачечной, Шерон Старкер, и тоже бесследно. Вот тут мы занервничали. Я объявил по местному радио, что в округе, возможно, орудует псих, и дал подробный инструктаж о мерах предосторожности. По ночам мы выгоняли на улицы обе наши патрульные машины, а днем стучались в каждую дверь, проверяя у всех алиби на время обоих исчезновений.

Без толку. Быть может, тебя обманула эта форма и ты считаешь, что я – слуга закона, защитник людей и все такое прочее? Естественная ошибка. Так многие обманулись. Меньше чем за семь недель пропали шестеро – как в воду канули. Мы с моими помощниками с тем же успехом могли круглые сутки пролеживать в постели – ничего бы не изменилось. – Шериф осушил свою чашку. – Но в конечном итоге нам повезло. Только не пойми меня неправильно. Мы не предотвратили преступление в припадке бурного энтузиазма. Однако мы нашли труп – вот только это был не труп кого-то из семерых пропавших. Мы начали регулярно прочесывать леса, окружающие город, с помощью временных помощников из числа шахтеров. Так вот, на прошлой неделе с нами пошел один из этих ребят. Было жарко – такая температура тут уже давненько держится – и очень тихо. Он услышал какое-то гудение, огляделся и увидел, что над развилкой дерева роятся пчелы. Но ему хватило ума сообразить, что в здешних местах они встречаются редко. Так что никакие это были не пчелы. Это были мясные мухи, целое облако чертовых мясных мух, и кружили они над чем-то, завернутым в брезент.

Шериф внимательно изучил свои костяшки. За свою насыщенную жизнь он порой встречал людей, достаточно образованных, чтобы знать, что означает его фамилия,[1] и достаточно опрометчивых, чтобы в открытую над этим потешаться, и костяшки шерифа – покрытые шрамами шишки – красноречиво говорили о том, как он на это реагировал. Он вновь посмотрел в глаза своего старого друга.

– Мы стащили этот сверток на землю и развернули его. Билли Ли Дэвис, один из моих помощников – он был во Вьетнаме, видел там очень, очень неприятные штуки, но держался… Так вот, Билли Ли выблевал на землю свой обед, когда мы его развернули. Внутри был