Киарана снова охватило то чувство, которому он поддался после смерти маль… существа. Его сложно было сформулировать, но от него мерзли руки, а мысли о будущем становились беспорядочными и пугливыми. Тревога. Страх. Предчувствие беды. Ощущение беспомощности, будто Киаран не может сделать ничего, чтобы это будущее не наступило.

Все, кого он знал, – Морин и Донал, Кейтлин, заходившая каждое утро за выпечкой, старик Сэмюэль, учивший его кататься на велике, Гарри Мак-Дугал, с которым они ходили рыбачить по весне, бывшие одноклассники, соседи, те, кого он видел каждый день всю свою жизнь, – все они могли умереть, если эти люди не справятся или ошибутся. Может, Кэрсинор лишь убежище, а не дом, но он всё, что у Киарана есть.

Чем он останется без него?

От этих мыслей, навалившихся на него после простого «забрать их с собой», Киаран оцепенел, слабо вслушиваясь в продолжавшийся разговор. Он слышал треск костра, речь, ощущал, как падает на лицо снег, чувствовал, что агенты то и дело на него смотрят, но не мог прекратить думать. О том, что произойдет, если Глеада разверзнется и доползет своей отравой до его города, мостовой, где он гулял, полицейского участка, башни ратуши у берега, пекарни, его комнаты на втором этаже. Он представлял, как вязкие щупальца темноты, извивающиеся в этом лесу, тянутся к Кэрсинору через лес, и не мог заставить себя остановиться.

– …Леннан-ши…

Голос мистера Райса – негромкий, но слишком весомый, чтобы его пропустить, – вырвал Киаран из оцепенения. Он почти вздрогнул, поворачивая голову, но это слово – леннан-ши – уже проскочило в разговоре, который он пропустил.

– …если он не ориентируется в лесу, – Мистер Райс обращался к миз Орле, видимо продолжая какой-то диалог, но говорил он явно про Киарана, – нужно просто планомерно прочесывать квадраты, опираясь на время ходьбы, которое он назвал, и искать зарубки Махелоны.

– Окей, вариантов проверить его слова нет. – Мистер Оуэн пыхнул сигаретой. – Но запасной план-то нам нужен.

Киаран, сидевший прямо перед ним, снова почувствовал себя декорацией.

Потому что для них ты и не человек, к которому нужно проявлять сочувствие.

Для них ты в принципе не человек.

– Мы не собираемся просто слепо делать то, что он говорит. – Мистер Райс покачал головой. – Но сначала логичнее всего попытаться отыскать эти тоннели. И если они действительно существуют, будем отталкиваться от этого. Пристрелить можно всегда. Получить ответы у трупа не получится.

И прав человеческих у тебя, получается, тоже нет.

– Это предлагает Филу. Я его поддерживаю. – Он спокойно встретился с миз Орлой взглядом. – Что думаете?

Миз Орла обвела глазами окрестные деревья. Не хмуро, но сощурившись и так, будто змеистые ветви, уходящие стволами в ночную темноту, что-то от нее скрывали. Что ж, если так, она не ошибалась.

– Выдвигаемся утром, – наконец заявила женщина, продолжая вглядываться в лес. – Ночью я бродить по этому проклятому месту не собираюсь.

* * *

Они умрут прямо здесь.

Ледяная вода выбила все мысли, кроме этой. Она осталась одна, а все остальное вытеснила боль от режущего холода. Норман не чувствовал ничего, кроме тяжести, тянущей его вниз, и прижимал ее к себе только на силе все той же единственной мысли: они умрут прямо здесь. Они.

Норман тянул их вверх, сквозь толщу воды, и работал ногами, потому что руки были заняты. Он не справлялся. Тело сводило болью. Куртка мешала, и он не разбирал, куда пытается выплыть, то и дело врезаясь в камни. Только свет наверху оставался единственным ориентиром.

А потом ледяная толща закончилась – и Норман сделал глубокий вдох.

Холодный воздух впивался в тело иглами, мокрая одежда тут же заледенела, и он не чувствовал ни кусочка себя – но упрямо тащил Доу, ухватив его под мышки, пока не вытащил обоих из воды.

Нормана трясло, когда он переворачивал Доу на спину, пытаясь понять, не совершил ли он ужасную ошибку. Его трясло от вида белого лица и от того, насколько неживым оно казалось. Его трясло, и от отчаяния хотелось заскулить.

Он нелепо попытался нашарить пульс и только потом сообразил, что если Доу еще жив, то пульс при анабиозе прощупываться не будет. Ему нужно было поднять температуру тела. Ему нужно было тепло. Где он найдет тепло в зимнем лесу, хотелось закричать Норману, но потом его взгляд упал на так и лежавший на берегу рюкзак.

Рюкзак. В нем жидкость для розжига. А в пачке, в пачке зажигалка!

Свободное от снега место нашлось легко – слишком легко, но Норману некогда было об этом думать. Черную землю укрывали низкое ветвистое дерево и его толстые расползшиеся корни. От него же Норман с трудом оторвал пухлый слой коры и растоптал ногами, создавая мелкие щепки, которые потом принялся собирать. Дерево кололо мокрые руки, а холод делал боль острой и пронзительной, но у Нормана не было на это времени.

– Сейчас, сейчас… – бормотал он сам себе, неаккуратно собирая обломки и близлежащие ветки.

Оглушительно билось в висках только «быстрее, быстрее» – другие мысли стерлись напрочь. Казалось, он разучился думать и даже чувствовать. Не было ни надежды, ни страха, только пронзительный холод, сковывающий все тело, тупая боль и скачущее «быстрее» в голове.

Щепки и тонкие веточки, толстые увесистые палки.

Быстрее.

Собрать вместе.

Быстрее.

Облить розжигом.

Быстрее.

Поджечь.

Быстрее!

Огонь не занимался. В трясущейся руке зажигалка ходила ходуном, и язычок пламени соскальзывал с щепок, заставляя их только тлеть. «Быстрее» превратилось в исступленный бессвязный крик, от которого слезились глаза, а потерявший чувствительность палец то и дело соскальзывал. Отчаявшись, Норман зажмурился, сосредоточившись только на том, чтобы онемевшая подушечка продолжала прокручивать колесико.

А потом в нос попал дым, в котором Норман, закашлявшись и прищурившись, разглядел язычки пробивающего огня. В лицо еле ощутимо повеяло теплом.

У него получилось!

От облегчения Норман готов был заплакать.

Он подтащил Доу к разгорающемуся огню так близко, как только мог. У них не было сухих вещей, а лежать на ледяной земле в мокрой одежде – не самая лучшая идея, но какие еще варианты? Норман устал, он не чувствовал пальцев, не чувствовал лица, мокрая голова раскалывалась, и мороз продирал его насквозь – но у него получилось, и эта мысль не давала сдаться.

Доу был все такой же белый и неживой. Казалось, он не дышит, но все, что Норман знал о хладнокровных, смешалось в голове