В роде Ши остался лишь старый как сам мир господин Ши ста трёх лет и четырёхлетняя внучка, которую, по слухам, спрятали. Больше никого — ни двоюродных, ни троюродных родственников, что входили в их род. Все они были убиты. Осталось только двое.

В роде Дё остался господин с женой. Остальные сбежали, хотя, по правде, были там лишь дети да женщины, пришедшие в род и не готовые жертвовать своими чадами.

Род Браун полностью уничтожен.

В роде Нигай остались глава с тремя жёнами, его сестра с мужем, у которого были ещё одна жена и его младший брат с одной женой, плюс двоюродные брат и сестра со своими мужьями и жёнами, троюродные двое братьев с сестрой и своими вторыми половинками. И ни одного ребёнка в роду — они пытались вывести детей, чтоб не подвергать их опасности, но вот именно детей и убили. Всех.

Саконг лишился главы, и теперь это место занимала его первая жена, плюс оставшаяся в живых третья и их двое сыновей с дочерью. С ними остались двоюродные сёстры без мужей, но с четырьмя жёнами и четырьмя детьми. Плюс троюродные брат с сестрой, у которых было по одной жене и мужу и по одному ребёнку. Остальные из рода или погибли, или скрылись.

Всего восемь родов, и по каждому прошлась война, перемолов всех своими жерновами. Могло показаться, что людей осталось не так уж и мало, вон сколько людей, но это была лишь иллюзия. По-настоящему для такого дома, как Ли, это было слишком мало. Сила дома — люди. Они создают новые семьи, рожают детей, приводят в рода новую кровь с импульсом, тем самым увеличивая численность дома и усиливая его. А когда людей мало… конечно, количество когда-нибудь восстановится до прежнего, но пока это случится… А ведь это тормозит развитие дома, ко всему прочему.

Да, теперь оставшиеся семьи обзаводились детьми, молодое поколение становилось старше, однако род уже не имел той силы, что была. Весь костяк, количество людей в роду сократилось слишком критично. Напади на них другой дом, даже самый простой, и у них были бы все шансы исчезнуть навсегда.

Про людей дома вообще речи не шло. Они-то и гибли первыми — солдаты, охрана, обычные слуги и рабочие, от сантехников до слесарей. Любой, кто был империумом, — обладателем импульса, — или мог хотя бы держать в руках автомат или пистолет, защищали своих господ до последнего.

Огромные потери…

Теперь дом пришёл в запустение, будто доживая свои последние дни. Людей дома было слишком мало — новых принимали, но уже не в тех количествах, что раньше. Всё же теперь их дом не тот, что в прошлом, и люди куда менее охотно шли к ним и присягали на верность. Куда менее охотно…

Иногда Янмэй сокрушалась — знали бы они, через какой ад прошёл с честью их дом, сколько они отдали ради того, чтоб сохранить честь и достоинство. Знали бы эти простолюдины, что вся разруха перед ними — это лишь свидетельство доблести их дома. Но никого не интересовало это. Люди просто видели, что их дом находится в плачевном состоянии и, быть может, доживает теперь свои последние десятилетия, если не сможет выплыть из этого состояния.

Боль… боль и грусть от того, что их великий дом оказался в таком состоянии. Она ещё помнила, когда он был прекрасен и силён. Когда эти холмы были покрыты домами, процветающими и с крепкими стенами. Когда это место само по себе было словно маленький город.

А теперь?

С одной стороны находятся едва ли не руины одного из домов, который с трудом, но смогли уничтожить. А с другой их дом: с обветшалыми пустыми зданиями, заросшими сорняком землями и людьми, которые будто призраки самих себя.

Теперь каждый выживал как мог, всё ещё стараясь помочь друг другу. Но по большей части они были слишком разрознены. Вот и их род занимался чем мог и чем хотел — пожертвования. Да, малая часть этих пожертвований шла им в карман, но Янмэй не считала это зазорным. Они тоже хотят кушать, им тоже надо оплачивать те же самые коммунальные услуги, и они не берут больше, чем необходимо для существования. Ведь если бы не они, то эти деньги вообще никогда не дошли до нуждающихся.

Янмэй знала, что не все понимали её. Собирает такие деньги и потом раздаёт, при этом ничего толком не принося в род. Любительница простолюдинов, которая, ко всему прочему, связывалась ещё и с криминалом, выколачивая для своих идей из них деньги. Ходила, словно нищенка, прося деньги на свои глупые проекты, позорясь перед другими. Но Янмэй на это лишь улыбалась и отвечала колкостью.

Хотя, по правде говоря, деньги ей бы не помешали. Например, не пришлось бы изгаляться и вычищать «тропинку» до нормального состояния перед гостем в то время, как остальная часть дома покрыта пылью и паутиной с протекающей крышей и сгнившей проводкой. Шагни влево или вправо, и ему бы открылась впечатляющая картина того, какой по-настоящему у них дом. Это немного трогало её гордость, но не настолько сильно, чтоб бросать деньги в починку дома. Куда больше, словно азартного игрока, который делает ставки на следующий ход, её и сестёр волновала возможность пополнить фонд новыми вливаниями от новенького картеля.

Именно по этой причине Янмэй посетила поместье Великого рода Ли, в котором и остались разве что глава рода господин Ли Гымсок да его прислуга — единственные его представители. Остальные погибли на войне, хотя, по слухам, были и сбежавшие, но об этом никто не распространялся.

— Господин Ли, — Янмэй сидела в большом мягком кресле в зале напротив главы рода и самого дома, чувствуя небольшое волнение. Кто бы что ни говорил, а он всё же был главой. В нём чувствовалась эта сила, накопленная многими поколениями и передаваемая от одного к другому, будто огромный снежный ком. — Я благодарю, что вы согласились принять меня сегодня.

— Нечасто ты заходишь к нам в гости, Янмэй, хотя всегда желанный гость здесь. Как и твои сёстры, — кивнул он.

Ему было семьдесят девять, худой, высокий и крепкий на вид старичок. Многие привыкли представлять таких людей мудрецами с длинными усами и бородой, однако он представлял из себя полную противоположность, больше напоминая старого офисного работника.

Только вот этот офисный работник мог уничтожить танк или спокойно превратить БМП в консервную банку.

— Благодарю вас, господи Ли. Просто работа, она такая… — сделала жест рукой Янмэй, словно говоря, сами понимаете. — Мингю всё бегает, делами занимается. Хуикинг… вы знаете, наверное…

— Да, знаю, — кивнул он, вздохнув. — Жаль, что с ней так вышло, очень жаль.

Он каждый раз при её упоминании так говорил, а Янмей каждый раз отвечала:

— Да, к сожалению.

Это был словно маленький неизменный обряд, обмен соболезнованиями, который под собой ничего не имел. Разве что готовил почву для будущего наступления.

— Итак, Янмэй, видимо, ты что-то хочешь попросить, раз решила наведаться к нам. Иначе тебя к нам в гости не затащишь.

В этот момент в комнату вошла госпожа Ли. Она поставила поднос с тремя чашками и чайником на небольшой кофейных столик перед ними, налила каждому и заняла свободное кресло чуть в отдалении.

— Благодарю вас, госпожа Ли, — кивнула головой Янмэй и взяла кружку.

— Да не за что, дорогая, — улыбнулась старая женщина.

— Я хотела бы попросить вас, господин Ли, о… — Янмэй хотела сказать «одолжении», но передумала, так как потом у неё самой могут попросить об одолжении, и оно может оказаться совсем не безобидным, — об одной вещи.

— Вещи? Какой именно? Не ходи кругами, Янмэй, ты уже не ребёнок, можешь сказать напрямую.

— Вы слышали, что случилось в Нижнем городе, господин Ли?

— А кто об этом не слышал? Там гремело так, что, наверное, вся Маньчжурия знала.

— Теперь там новый картель, и я познакомилась с его главой. Буквально на днях. Молодой юноша. Адекватный, умный, решительный…

— Жестокий, социопат, проявляет садистские наклонности, отсутствие какой-либо эмпатии к кому бы то ни было. Не стоит приукрашивать факты.

— Это лишь личное наблюдение, господин Ли. Вам ли не знать, какие иногда слухи ходят о вполне безобидных вещах.