Нет. Спокойно. Сосредоточься на выживании.

– Да, Киаран Блайт – это… – начал он, стараясь держаться уверенно. В горле снова запершило, и он откашлялся, чувствуя, как девушка придерживает его за плечи. – Спасибо… Это я. – Он вернулся к азиату, снова неприятно поражаясь его взгляду. – Мы встретились с вашей группой в Кэрсиноре, около… – Киаран сбился, вспоминая, сколько времени прошло на самом деле. – По… по нашему времени две недели назад. Они разыскивали пропавших искателя и охотника, Брайана Суини и мистера… Теодора Купера.

Он сделал паузу, давая горлу отдохнуть, но агент ничего не сказал. Не кивнул даже. Молчание сгустилось вокруг Киарана и казалось ему выжидающим. Оценивающим. Заставляло нервничать.

– В городе их не оказалось. Ваши… ваши коллеги узнали, что мистер Суини уехал вместе с егерем по имени Дэйв Гриффин, выяснили, что они направились сюда, в Гленадрад. Мы отправились следом и…

Голос его подвел, и Киаран снова закашлялся. Подождав, пока он справится с кашлем, агент все так же безразлично спросил:

– Зачем они взяли тебя с собой? – Киаран попытался выровнять дыхание, холодея от этого вполне ожидаемого вопроса. – Ты нанялся их провожать?

Проблема в том, что он не знал, как на него ответить. Ответить так, чтобы выжить и успеть все рассказать.

– Нет, – с тяжело тянущим сердцем произнес Киаран.

Во рту было невыносимо сухо, и, когда он сглотнул, по горлу словно наждачкой прошлись. Под взглядом азиата, как под оптическим прицелом, делалось дурно.

Киаран помнил, как по лицу хлестнула святая вода. Словно раскаленная ладонь накрыла половину, от подбородка до лба, прожгла кожу и кости, зашипела, въедаясь оглушительной болью.

– Они взяли меня с собой, потому что не смогли оставить в Кэрсиноре.

Миз Орла неуловимо повернула корпус в его сторону. Руки на прикладе ее ружья казались быстрыми и беспощадными. Киаран не знал ее, но знал это о ней. Обо всех них. Глаза-точки азиата будто сузились еще больше.

Он помнил, каково это: сгорать заживо.

Киаран не дал себе подумать еще раз, не дал себе испугаться еще больше. Прежде чем страх окончательно победил, он сказал:

– Потому что я не человек.

* * *

Норман не был знаком с Сайласом Доу – до того дня, как в ирландской глубинке распахнулась дверь гостиницы и в маленький номер ввалились три мокрых от ливня агента. Тем не менее он многое о нем слышал: грубый, язвительный, надменный и неприятный. Не любит работать в команде. Никогда не сходится с людьми. Никто не хочет с ним работать.

Но и это еще не всё.

«…Нет, ну а если он свихнется и на своих нападет? Интересно, наверху об этом вообще думают?..»

«…Хер знает, как он попал в отдел и, давай честно, почему его вообще не грохнули в младенчестве? Что? Нет, слушай, прозвучало грубо, но если без этической стороны вопроса посмотреть…»

«Хотите анекдот? В конторе, которая охотится на монстров, работает…»

Сайлас Доу оказался грубым, язвительным и действительно надменным и неприятным – из тех людей, которые считают, что лучше сделают все сами и тогда не придется за идиотами переделывать. Командный игрок из него был как из Нормана балерина, и с остальной командой он так и не поладил, только ссорился. Норман, положа руку на сердце, не смог бы сказать, что ему нравилось с ним работать. Но за всей его раздражающей натурой, словами, которые задевали Нормана, и поведением, которое его по-настоящему обижало, – за всем этим Норман совсем забыл о том, что еще о нем слышал.

Разорванное горло женщины и окровавленный рот на белом лице ему напомнили.

Вывод он сделал быстрый и однозначный: стало быть, она на него напала. Стало быть, это был единственный выход. Потому что, пусть Норману не нравилось работать с Сайласом Доу и пусть он грубый, язвительный и надменный, но Норман точно знал: все остальное, что о нем болтают, – херня собачья. И сейчас, в темноте, он больше к этой мысли не возвращался.

Что действительно пугало, так это то, как неестественно неподвижно сидел Доу. Пугало то, что в этой тишине не заметить и не услышать Нормана было невозможно, – но Доу слепо смотрел в пространство, а не на него.

– Д-доу, – хрипло произнес он, делая несколько шагов вперед. – Доу, ты в порядке?

Тот не открыл рта, чтобы ответить. И не поднял взгляда. Тревожное, жуткое чувство растеклось по позвоночнику, и Норман остановился, не дойдя до него двух шагов.

– Доу, – срываясь на тонкие, панические ноты, попросил Норман. – Доу, ответь мне. Это я. Но… Эшли. Пожалуйста, черт тебя дери, не молчи!

Его вопросы остались висеть во вселяющей ужас тишине. Сквозь собственное загнанное дыхание Норман не слышал, дышит ли Доу, а несчастный свет от брелка не позволял этого увидеть. Может, он уже…

Доу шевельнулся, и у Нормана от облегчения чуть не подкосились колени.

– Господи, слава богу… Доу, – он сделал еще шаг, – ты меня слышишь?

Не обращая на него внимания, Доу медленно поднял руку к лицу, а затем произнес только одну фразу:

– Он здесь.

Голос был странный и глухой, совсем непохожий на его обычные хлесткие интонации, и это пугало еще больше, чем если бы он просто был в отключке.

– Кто зд-десь? – Норман слышал, как собственный голос позорно трясется, словно тряпка на ветру. – Черт возьми, Доу, это…

– Он здесь, – повторил Доу и несколько раз ударил пальцем по виску.

Куда он смотрел? Что видел? По его лицу – пустому, абсолютно бессмысленному и очень чужому, когда на нем не было неприязненной ухмылки или высоко вскинутых бровей, – медленно стекала тоненькой струйкой кровь. Он продолжал размеренно стучать пальцем по виску, и с каждым разом Норман ощущал, как тает его собственное здравомыслие.

– Прекрати, – попросил он, шагая ближе, – прекрати, пожалуйста. Послушай, в деревне на нас напали и… – Тук. Тук. Тук. – И еще там ракета, и надо идти, пока…

– Он здесь, – ровно сказал Доу, снова ударяя по виску. – Я должен от него избавиться.

Он двинулся, поднимая вторую руку, и Норман замер на месте.

В другой руке у Доу был пистолет.

* * *

Руки ему не связали.

А ведь по ним можно понять очень многое. За столько дней – месяцев – здесь, со всеми этими обвалами, тоннелями, падениями, его руки должны были покрыться ранами, царапинами и мозолями, как у остальных.