Некогда Ядзита и сама пыталась есть эти крохотные темно-синие ягодки. От них болел живот, а во рту появлялась странная сухость, которая не исчезала, сколько воды не выпей… пила… сама тягала воду из колодца… и он здесь, во дворе, темно-красные камни проглядывают сквозь редкие прорехи в покрывале мха. Вода из колодца пахнет тиной.

 Или это не тина?

 Двор зарос снытью и крапивой. И кучер недовольно крутит головой, ему не по вкусу это старое странное место. Здесь, небось, и конюшни приличной нет.

 Людям тоже несладко придется.

 Дом древний. И крыша частью обвалилась, а где не обвалилась, там она протекала. На самом хребте проросли березы, вцепились тонкими корнями в древнюю черепицу, распластали поверху ветвяные сети…

 …Северная башня сгорела, еще тогда, в далеком детстве Ядзиты, и ныне взирала на нее черными провалами окон, с упреком и надеждой.

 А окна Южной светились зыбким рыжим светом.

 — Панночка Ядзита, — Кристоф подал руку, и Ядзита приняла, а потом…

 — Не смогли уйти? — спросила она, коснувшись ножкой земли.

 …накануне шел дождь и земля размокла, набрякла.

 — Как же я его брошу-то? — ответил Кристоф.

 — И как вам…

 — Неплохо, знаете… спина вот болеть перестала. А вы, значит, вернулись…

 — Ненадолго.

 — Наши будут рады.

 Аврелий Яковлевич, выбравшись из экипажа, долго озирался, шевелил бровями и себя за бороду щипал. Место это нравилось ему еще меньше, чем кучеру, который весьма надеялся, что господа вспомнят о нем и отпустят восвояси.

 Ведьмак вспомнил.

 — Милейший, отнеси багаж в дом. И коней распряги…

 …и бросил злотень, радуясь о том, что загодя договорился о недельном найме.

 — А ты, девонька, веди давай… показывай семейное гнездовище.

 Скрипнула дверь.

 — Ядзя пришла! — Клео съехала по широким перилам. — Ядзя! А я выросла!

 — Да неужели?

 — Ага!

 — Дорогая, — Люсиль спускалась по лестнице, придерживая ветхое платье. — Вам явно не хватает сдержанности. Леди не следует столь бурно проявлять эмоции…

 — Ах, Ядзечка! А похорошела-то как! — Марта вышла из стены. — Люську не слушай, она у нас решила ледью заделаться…

 — Я, между прочим, рождена была в благородном семействе, где…

 — …не успели всю дурь выбить, — фыркнула Клео, повиснув на шее. — А ты такая взрослая стала… а это кто? Тоже жених?

 Аврелий Яковлевич, разглядывавший изрядно потраченное временем убранство холла, от этакого предположения закашлялся и сипло выдавил:

 — Нет.

 — Нет, — подтвердила Ядзита с некоторым сожалением, которое, как она надеялась, не было слишком заметно.

 — Жаль. А то нам понравилось…

 — Болтаешь много, — зашипела Люсиль, глядя на ведьмака искоса. Тот сделал вид, будто не слышал… да и зачем, когда знает правду?

 Ядзита рассказала.

 Еще тогда, когда пришел он к ней…

 …камера.

 …и узкая лежанка с соломенным матрацем. Одеяло теплое, под которое Ядзита с головой забралась. Так и лежала, суда дожидаясь. А в том, что суд состоится всенепременнейше, она не сомневалась: слишком многие видели…

 …слишком многие знают.

 Нет, Ядзита не боялась смерти, и обиды не испытывала, скорее уж желание, чтобы все поскорей закончилось. И когда скрипнула дверь, она села, торопливо оправив не особо чистое платье.

 — Страдаешь? — осведомился Аврелий Яковлевич, прислоняясь к косяку. Выглядел он преотвратительно, и слаб был, и эту слабость Ядзита чуяла остро.

 — Нет, — ответила она.

 — И правильно. Пострадать завсегда успеется… что делать думаешь?

 — А у меня есть выбор?

 — И верно… не особый… плаха — она не выбор, а… — он махнул рукой и вошел.

 Дверь за собой притворил

 Добрался до лежанки, сел и со вздохом ноги вытянул.

 — Не те у меня годы уже, чтобы этак забавляться, — сказал брюзгливо. — На от, съешь конфетку.

 И вправду из кармана коробку монпансье вытащил. Яблочных. Ядзита их с детских далеких лет любила. Правда покупала нянечка карамельки самые дешевые, которые на вес, а не этакие в размалеванных жестянках.

 — Спасибо, — сказала она.

 — Пожалуйста… а выбор у тебя, девонька, такой. Или идешь на службу Его Величеству… или в монастырь…

 — А плаха?

 Аврелий Яковлевич усмехнулся.

 — А что, так сильно хочется?

 — Совсем не хочется.

 — От и правильно. Жизнь… она хорошая штука…

 Ядзита сразу ему поверила. И выбор свой сделала, верно, еще до появления ведьмака.

 — А… что надобно королю?

 — Надобно… надобно, чтобы беспокойники покой находили… ну и… хельмов храм пустым стоит. Разумеешь же, что не людям с богами шутки шутить. Раз уж ты на роду Проклятым отмечена, то и быть тебе нынешнею жрицей. Ясно?

 Что ж неясного.

 Черные камни, в которых сокрыта иная, нечеловеческого рода сила, звали Ядзиту. И можно было тысячу раз говорить себе, что зов их рожден сугубо воображением, но…

 — Нам понадобится клинок…

 — И алтарь.

 — Алтарь уже есть, — сказала Ядзита. — Он… согласится переехать.

 Аврелий Яковлевич разулыбался, и улыбка, следовало сказать, переменила хмурое его лицо, которое сделалось и моложе, и красивей.

 — От и умница моя… а ножичек, то верно, заберем… негоже таким вещам без присмотру быть.

 Ядзита кивнула.

 — И… я… мне… мой отец не должен больше… надо мной власть…

 — Поговорим, — пообещал Аврелий Яковлевич, руку подавая. — Самолично отправлюсь и поговорю с твоим, чтоб его Хельм задрал, отцом…

 …в Южной башне топили жирным торфом, который добывали здесь же, на болотах. Тепло он давал, но помимо тепла — и копоть, которая оседала на стенах черною коростой. И под ней скрывался, что камень, что ошметки гобеленов.

 Подыматься пришлось высоко.

 Отец разместил лабораторию под самой крышей. Ему простор надобен был.

 — Эк оно тут, однако, — заметил Аврелий Яковлевич, останавливаясь, чтобы перевести дух. — Красиво…

 Красное солнце. Крупное.

 Тонет во мхах, окрашивая их во все оттенки алого, будто мантию королевскую пурпурную кинули на болота, и тонет она, наливается сыростью…

 Деревня видна.

 И старый монастырь, которые многие полагали проклятым, а Ядзита бегала туда с Клео, искала безумного монаха, что якобы клад стерег. Думала, если золота найдет довольно, то и дом преобразится…

 — Красиво, — глухо сказала Ядзита. — А многие боятся. Говорят, дурные места.