Но нет – в следующую секунду пятно врезалось в Кэла, и только тогда мозг Нормана запоздало и мучительно медленно выдал: это Доу.

На мгновение показалось, что Кэл покачнулся, но, возможно, это была игра расплывающегося зрения. Потому что следующее, что увидел Норман, – как рука Кэла взметнулась, а Доу поднялся в воздух.

Одним движением Кэл поднял его за шею, легко, будто ребенка. Тело Доу дернулось и забилось.

Зрение отказывалось собираться в целое: все двоилось, лиц не было видно, и Норман, вцепившись пальцами в пол, попытался подняться. Его снова накрыла боль – но паника сдавила грудь так сильно, что даже эта боль показалась пустяком. Он не видел деталей – не видел, как именно сжимаются пальцы Кэла, как задыхается Доу, – но воображение все дорисовывало в деталях.

Через силу Норман пополз вперед. Все вокруг пахло железом, что-то горячее стекало по щеке, по губам, капало на руки – медленно, так же медленно, как давалось каждое движение. Норман не мог держать голову прямо – и перед глазами раскачивались только ноги Доу. Он слишком далеко – Норман не успеет, вот-вот услышит хруст шейных позвонков, он не…

Силуэты впереди дернулись так резко и сильно, будто их прошибло током; а следом тело Доу рухнуло вниз, тяжелое и безвольное, упав на камни перед Норманом. Доу захрипел, с жадным свистом втягивая воздух, – а Кэл остался стоять.

Норман потянулся вверх, с трудом удерживая голову поднятой. И даже сквозь мутное, плывущее зрение различил то, что заставило Кэла разжать ладонь.

Что-то было воткнуто в его плечо. Длинное, узкое – вонзенное в ту самую руку, что секунду назад сжимала чужое горло.

Это была рукоять ножа.

* * *

Джемма всадила нож прямо ему в плечо – и в следующее мгновение Доу рухнул на землю. Единственное, что Джемма услышала, – это надрывный кашель, означающий, что тот жив. И этого хватило, чтобы тиски в груди на миг разжались.

А потом Кэл просто двинулся дальше. Даже не обернулся.

– Кэл…

Он не услышал, и Джемма сделала шаг вслед за ним – ее тут же повело, и она рухнула на колени недалеко от Доу. Чернота тяжело тянула ее вниз, словно вязкая смола, – она даже не поняла, как смогла вовремя его ранить. Руки дрожали, колени не держали, и, пытаясь подняться, она едва не ударилась лицом о камень.

– Стой!

– Джемма…

У нее не было времени, чтобы обернуться на голос. Она упрямо начала подниматься. Сначала – ползком, вцепившись ладонями в камни, оставляя на них черные, липкие следы. Потом, опершись о стену, встала на ноги. Мир двоился, чернел перед глазами, но Джемма сделала шаг. И еще один.

– Кэл!

Среди огня, среди горящего вокруг безумия – он шел прямо в черноту тоннеля.

Джемма попыталась прибавить шаг, но ноги предательски подогнулись, и она упала снова – уже почти у самого входа в глубокий лаз. Камень ударил в колени, в ладони, давно забытая боль прорезала сознание, но Джемма снова подтянулась вперед. Она неотрывно смотрела Кэлу вслед: его спина в знакомой куртке плыла впереди и отдалялась, будто весь мир вокруг больше не имел к нему никакого отношения.

С трудом, едва удерживая равновесие, Джемма поднялась с колен и двинулась следом. Она знала, что это не Кэл, – но ей казалось, что если она только дотянется, схватит его за плечо, скажет хоть слово, то он остановится.

Но когда она сделала последний рывок…

…его фигура уже растворилась в темноте тоннеля.

71. Зима закончилась

Холод бил по нему сразу со всех сторон.

Почти нагой, в одних брюках, окоченевший Киаран стоял среди черноты леса – и каждое дуновение ветра хлестало по коже зубастой плетью. Он уже не различал границ собственного тела, слившегося с холодом, и с каждой минутой ему все труднее было держаться на ногах: колени подламывались, ступни он давно перестал чувствовать, все горело. Монотонные слова заклинания стали музыкой бесконечно тянущегося времени – выученные, отпечатавшиеся на подкорке, они сопровождали каждую мучительную секунду.

Единственным, что удерживало Киарана на ногах, была простая мысль: ему еще рано умирать. Она придавала сил.

Киаран сам выберет момент – и этот момент еще не наступил, а значит, он будет стоять столько, сколько потребуется.

– Лейнирам фоск турэла дан…

Он не знал, сколько они так продержались – он, крупной дрожащий от холода, мистер Райс, читающий заклинание призыва, и мистер Джей, сторожащий их. А затем его сердце бухнуло – и сначала Киаран не обратил внимания. Но затем оно с силой ударило еще и еще раз, и он испугался, что тело больше не справляется с холодом, – однако по груди начало расплываться пятно тепла. Сердце продолжало стучать – и каждый новый удар был сильнее. Вокруг завывал ветер, но сквозь его стоны Киаран различал ритм. Удар за ударом… Бум. Бум. Бум.

Словно чьи-то тяжелые шаги.

Где-то далеко, в глубине леса, среди ветра и ночи… кто-то шел.

И окоченевшее тело начало наливаться знакомым теплом, столько времени в этом лесу державшим Киарана на плаву. В груди становилось горячо, как будто сердце, спрятанное под ребрами, вдруг прорвало ледяной панцирь.

Киаран знал это чувство – и знал эти шаги. И впервые за все время чужая сила, от которой невозможно было отмахнуться и которую нельзя было спутать ни с чем другим, стала настолько ощутима. Она была в его теле, но еще – за его пределами, где-то там, за деревьями.

Киаран сглотнул, пытаясь разодрать пересохшее горло, дыхание вырвалось облаком пара, растворяющимся в ледяной тьме. Сердце ударило снова – и вместе с этим ударом Киаран понял, что чувствует, где источник этой силы.

Все в нем – каждая жилка, каждая клетка – знало где. Лес перестал быть хаотичной стеной ветвей, темнота больше не казалась одинаковой. Она раскрылась, обозначила путь: и Киаран не мог отвернуть голову от черных стволов, глядя туда, где билось чужое сердце.

Он ждал его слишком долго, чтобы перепутать.

– Нам нужно идти.

Ни мороз, ни леденящий ветер, ни ломота в теле больше не имели значения: Киаран не чувствовал, как врезается в него снег. Он даже не заметил, как перестал дрожать.

– Что? – услышал он голос мистера Райса.

– Нам нужно идти, – повторил Киаран рассеянно, не отрывая взгляда от ночного леса.

Кажется,