Какая разница, если все умрут, пока ты будешь медленно угасать здесь, верно?

И Джемма вспомнила – момент, когда это говорила. Свою ярость, направленную на человека, решившего запереть себя в тюрьме из собственного кошмара, лишь бы не сталкиваться с тем, что натворил. Как эта злость кипела в ней, придавая сил. Как она верила в собственные слова.

Туман ласкал кожу, вползал в волосы, окутывал, просил позволить ему взять свое – впитать ее целиком, стереть, превратить в еще одну безымянную тень. Но где-то глубоко внутри Джеммы оставался крошечный, крошечный узел – не надежды, нет, а злого, упрямого отказа подчиниться.

«Но здесь, в этом месте, никто больше не умрет у тебя на глазах», – сказала она этой своей злой и упрямой части. Здесь нет Винсента – и никогда не будет. И от этой мысли грудь стянуло так, что захотелось свернуться клубком и больше не двигаться.

Но я – я не буду ждать, пока это произойдет.

Та, живая версия Джеммы, была готова принимать последствия: она знала, что такое цена, и считала, что если уж платить, то до конца.

Эта Джемма, уже не живая и еще не мертвая, не могла задыхаться – но от воспоминаний об этом кто-то будто сдавливал ей легкие. Свободную руку она положила на живот, словно могла согнать этот вес – не получилось. Протиснула ее внутрь, как будто кто-то тяжелый мог прятаться там. Уйди, хотелось сказать ей себе, дай мне уже…

Ладонь легла на шероховатый рельеф вместо гладкого живота.

Пальцы скользнули по коже, нащупывая неровные линии, прерывающиеся и снова идущие в сторону. Четкие, выверенные, слишком ровные, чтобы быть случайными.

Доу.

Ладонь остановилась на одном из глубоких надрезов, а другая крепко сжала нож. «След Мулунгу, – сказал он, – создаст связь между твоим сознанием и твоим телом». Он говорил это другой Джемме – той, что не стала бы сдаваться. Он сделал это для женщины, которая бы рвалась обратно и которая сделала бы все, чтобы не дать демону себя победить. Вот для кого Сайлас придумал эту страховку. Для Джеммы Роген, специального агента, ликвидатора пятого ранга.

Для тебя.

И этого хватило, чтобы сдвинуться с места.

Пора заканчивать со снами.

Джемма села, выпрямив спину, будто просто проверяя, слушается ли тело. Туман не отступил, но в груди что-то разжалось, и дыхание стало глубже. Подняла нож обеими руками острием вниз – и пространство перед ней дрогнуло. Откуда-то она знала, что он сделает, если использовать его правильно.

И знала, что придет потом.

Мама. Мэйси. Винсент. Боль от потери всех, кого она оставила, – эта боль вернется и никогда уже не уйдет.

Ты правда пойдешь на это?

В ответ Джемма прижала острие туда, где под пальцами еще недавно прощупывались вырезанные Доу линии.

Ты делаешь только хуже. Ты никогда не сможешь справиться с тем, что натворила. Ты никогда не с…

Движение было коротким и точным: лезвие не встретило сопротивления. Не было крови, не было боли – но ее словно рассекли на две половины: одна оставалась здесь, в мертвом тумане, а вторая уже скользила куда-то дальше.

«Да, – последнее, что подумала Джемма. – Я не смогу справиться. Я делаю только хуже.

И я иду на это».

Время просыпаться.

* * *

Кэл сделал первый шаг.

В ту же секунду Норману стало ясно, что это не было шагом человека. То, как тело ищет равновесие при ходьбе, как плечи колеблются, как спина чуть тянется вперед, – все это мелкое несовершенство каждого движения, эта живая небрежность – ее в нем попросту не было.

Вместо этого Норман видел, как тело Кэла движется так, будто его толкает внутренняя невидимая сила. Каждый шаг был ровным, наполненным пугающей плавностью, – и в этой плавности сквозило что-то невыносимо страшное. Норман почувствовал, как собственная грудь сжимается, а пальцы непроизвольно впиваются в камень под ним.

Костры больше не рвались к потолку – они тянулись к Кэлу. Пространство вокруг него дрожало, как будто он сам вдруг стал настолько раскаленным, что плавил воздух. Линии его мощной фигуры расплылись, и Норману показалось, что под ним легла еще одна тень – и что эта тень двигалась иначе, чем само тело.

Сначала Норман смотрел просто на то, как Кэл идет вперед, – и первые секунды его мозг упорно отказывался связывать это с чем-то реальным. Он видел шаги, видел ровную линию движений, но смысл от него ускользал.

А потом мысль пронзила его так внезапно, что перехватило дыхание.

Самайн получил человеческое тело – и теперь мог пройти лабиринт.

Именно это осознание сдвинуло Нормана с места – раньше, чем он понял, что делает.

У него не было ни пистолета, ни ножа – он просто бросился в сторону Кэла. Схватить, вцепиться – что угодно!

Вышло только ударить плечом в бок – Норман надеялся сбить Кэла с траектории, но столкновение… Столкновение оказалось сродни прыжку на стену. Кэл даже не сбился с шага, только поднял руку.

Одно движение – и тело Нормана оторвалось от земли. Сила была такой, что он не ощутил ни удара, ни толчка: просто что-то смело его, и он полетел, как тряпичная кукла. Мелькнуло ослепительное пламя, камни – потом перед глазами все взорвалось, и сразу за этим хлынула боль.

Казалось, вся голова превратилась в один-единственный гулкий колокол, в который кто-то только что ударил изо всей силы. Норман не чувствовал ничего – был только этот раскаленный звон в черепе, волнами идущий к глазам. Он даже не сразу понял, что кричит. Губы приоткрылись, воздух рвался наружу, но звука не было слышно: гул заглушал все. В какой-то момент боль стала вязкой, тупой и в ней открылась трещина – короткий миг облегчения. Тогда он понял, что лежит, и с трудом приоткрыл глаза – и только теперь до него дошло, что случилось.

Он врезался в стену. Затылок горел огнем, а под черепом кто-то методично стучал тяжелым молотом.

Перед глазами все плыло: пламя костров растягивалось в длинные размазанные полосы, силуэты раскачивались, как в воде. И среди этой ряби проступило движение – сквозь боль Норман увидел то, чего боялся: Кэл уже подходил к тоннелю.

Он попытался подняться, но руки дрожали, не слушались, ладони соскальзывали по влажному камню, а стены качались перед глазами. Норман попытался рвануться вперед – нужно его остановить, – оперся о пол – нужно остановить! – и тут что-то мелькнуло сбоку.

Целую секунду это был просто смазанный силуэт на фоне пламени: черное пятно, движущееся в