Вид старых елей, среди которых изредка светились березки, привел его в равновесие. Валдис бездумно шел по дороге, не думая о том, куда она его выведет, не заблудился ли он. Судя по всему, когда-то ею широко пользовались — там и сям встречались полусгнившие части телег, стволы ближайших к дороге деревьев хранили отметины проезжавших телег.

Закуковала кукушка. Не умолкала долго, обещая длинную безбедную жизнь. «Какая же она все-таки обманщица, а люди верят», — подумал Валдис и в этот момент обнаружил, что стоит на опушке леса. Перед ним простирался луг, на другом краю которого виднелся дом Сакристины, доставшийся ей по наследству от мужа — столяра и плотника Репниека. Возле дома по-прежнему высилась ель, ветви которой поросли омелой. Валдис повернул голову. Где-то здесь должна быть тропинка, по которой они с Вендой пришли сюда впервые. Он шел, гонимый любопытством, в надежде разгадать тайну.

Валдис сделал несколько шагов и стал глазами отыскивать корову, которая обычно паслась возле дома.

Внезапно что-то его насторожило. Он остановился и стал внимательно вглядываться в дом. Сомнения усиливались: что-то было не так, как обычно. Что-то изменилось, но что — сразу понять он не мог. Он двинулся вперед, глядя под ноги и подыскивая подходящие для встречи слова, которыми он начнет нелегкий разговор, и вдруг понял, откуда возникло это странное чувство. В боковых окнах не было стекол, а в торцовом окне, которое открылось глазам по мере приближения к дому, не было и оконной рамы. На него смотрели черные провалы оконных проемов.

Ноги налились свинцом. Он продолжал идти, но с каждым шагом все медленнее и медленнее, пока не остановился. «Теперь понятно, откуда это непривычное ощущение, — подумал он и сердце снова сжалось. — Почему, почему они ушли? — шептал он, подходя к двери. — Ведь их на сей раз никто не гнал. Жили бы себе и жили до самой смерти».

Валдис дотронулся до серой отполированной прикосновениями дверной ручки, открыл дверь. На него смотрело неведомое. Он вспомнил рассказ о матери Сакрис-тины, которая не смогла оставить свой дом и повесилась на дверном косяке. Надо надеяться, Сакристина не повторила этой ошибки своей матери. Валдис оглянулся. Огород заброшен, во дворе никаких следов людей. Значит, ушли давно, может быть еще зимой.

«Раз вся беда в вирусах, можно смело заходить», — подумал он и шагнул через порог. В плите были выломаны дверцы и колосники, не осталось ни одного круга. На полу кирпичи, поленья, куски глины. В комнате стояла кровать, на ней матрац с накиданным тряпьем. В углу — засохший «священный» цветок. В дальней, маленькой комнате, где умирали мужья ведьм, кровать тоже осталась, и она была застелена какими-то тряпками. Рядом валялись палки, куски глины. Внезапно Валдису пришла в голову безумная мысль: Венда оставила ему письмо или какой-нибудь другой знак. Он приподнял оторванный край обоев, заглянул на шкаф, перетряхнул накиданные на кровати тряпки. Нет, никакого знака не было, и если говорить серьезно, глупо было и надеяться. Валдис взглянул в окно. Из лежавшего на кровати тряпья вылетела моль и, трепеща крылышками, выписывая немыслимые зигзаги, вылетела в окно. «Моль — разносчик плазмидов, — подумал Валдис. — Все поиски ни к чему. Решение загадки — моль».

Осмотрев дом, Валдис зашел в сарай. На своем прежнем месте лежал огромный магнит, прозванный холостяком Репниеком монстром. Возвращаясь, Валдис чуть не наступил на гадюку. Разбуженная весенним солнцем, она слепо водила головой в поисках того, кто закрыл от нее солнце. Валдис взял прислоненную к стене сарая палку, намереваясь убить змею, но раздумал — а что если она стережет дом? И в конце концов это тоже жизнь. Хоть и опасное для человека, но живое существо. В заброшенных домах обычно поселяются змеи, должно быть, это их долг.

Валдис обошел дом вокруг, остановился возле яблонь. Это были молодые деревья, посаженные, очевидно, ведьмами. Глубоко вдохнул напоенный ароматом цветущих яблонь воздух и вытер повлажневшие глаза. Вид покинутого дома всегда вызывает чувство тоски и безысходности.

Вспомнились слова Екаба о научном суеверии — в наши дни явлении более опасном, чем обычное суеверие, главным образом потому, что сопровождается оно высокомерием и самодовольством.

Мать Сакристины, Сакристину и маленькую Валлу изгнали власти, ни от кого не скрывавшие своих намерений, своего отношения к женщинам. Неужто и он, Валдис Дзенис, изгнал из собственного дома Венду, ее мать и бабушку?

Он остановился, оглянулся вокруг. Где они могут быть, куда уехали? И у соседей спрашивать бесполезно. Нельзя забывать и о просьбе Венды. В первую же их встречу Венда намекнула об этом, но тогда он не послушал ее. Он еще раз поднял глаза на ели, поросшие ведьмиными метлами, и зашагал через мостик в лес. И по этой дороге они с Вендой однажды ходили.

— Венда-а! — крикнул он во весь голос.

В лесу дважды отозвалось эхо. Он оглянулся.

На гребне холма в небо тянулись вековые ели, на склоне зеленели хлеба, нет, в этом году там клевер. Черными провалами окон зиял дом, построенный холостяком Репниеком, который пятьдесят лет назад приютил изгнанниц, предоставил им ночлег и теплый очаг. И вот снова дом опустел — их снова прогнали, но на сей раз сделал это человек образованный, якобы добрый и честный молодой ученый Валдис Дзенис. И помощники его не были подкуплены, как те, в Тарзской волости. Екаб, Роланд, и он, Валдис, которого отыскала сама Венда, — все они руководствовались самыми благородными чувствами, а результат оказался такой же. С точки зрения морали это даже страшнее, так как у женщин отнята последняя надежда. И вину их уменьшило лишь одно — никто не повесился на дверном косяке. А тогда осталась висеть Илга. Кажется так звали мать Сакристины.

Валдис остановился на полянке, где они с Вендой первый раз поцеловались. Среди молодых елочек желтел свежий могильный холмик с крестом.

— Ну, Валдис Дзенис! — внезапно услышал он свой собственный голос. — Судьба все же повторилась. Это могила Сакристины. Не веришь? Возьми лопату, раскопай! Ты же ученый, ты обязан все знать досконально. Раскопай, идиот, пощупай косточки!

Он понял, что делать этого не станет.

Хватит. Пора поставить точку.

В тот же самый день и в тот же час где-то далеко-далеко, на широкой равнине, откуда виднелись покрытые снегами гряды гор, освещенные жарким весенним солнцем появились две симпатичные женщины, говорившие по-русски с явным латышским акцентом. Та, что помоложе, была так очаровательна, что во время первой же встречи колхозный агроном, исполнявший обязанности председателя колхоза, не