в проклятье…
Она глухо рассмеялась и вдруг впервые в жизни уловила в чертах своего лица нечто дьявольски зловещее. Точно такое же выражение Венда подмечала на лице бабушки, когда та, думая, что ее никто не видит, углублялась в себя и начинала что-то бормотать себе под нос, и не предполагая, что маленькая внучка следит за ней. В те мгновения, когда Венда замечала на лице бабушки этот отблеск чувства, которое та обычно скрывала, сердце ее замирало от страха и гордости. Взгляд бабушки темнел, становился зловещим, отражая какие-то мрачные глубины подсознания, чем Венда в душе гордилась. Да, ее бабушка самая настоящая ведьма. И вот сейчас этот зловещий отблеск лег и на ее лицо.
— Я вернулась в действительность, — сказала она самой себе и закрыла лицо руками. По щекам текли слезы. «Отчего же ты плачешь, ведьма?» — спросила она себя. И сама же ответила: «Захотелось, дурочке, ох, как захотелось, жить по-человечески». Она посмотрела на свою талию. Коснулась живота руками. Он заметно округлился.
Венда встала, привела себя в порядок. Движения стали решительными, целенаправленными. Она разыскала сберегательную книжку. Двести десять рублей. Да в кошельке шестьдесят семь. Да зарплата, которую она еще не получила. Всего наберется около трехсот пятидесяти. Достаточно, чтобы начать новую жизнь.
Она вышла из квартиры. Бегом сбежала по лестнице. Сосед с пятого этажа, поднимавшийся ей навстречу, остановился и с сожалением посмотрел ей вслед.
Она села в трамвай, пробила билет, улыбнулась женщине, которая ее нечаянно толкнула, и застыла. Лицо озарилось мечтательной улыбкой, но никто, ни один человек не смог бы сказать, что творится у нее в душе — ведь она была ведьма, с детства приученная ладить с людьми, ибо это была единственная возможность преодолеть отчуждение.
Минут через двадцать она уже сидела и писала заявление: «От Дзенис Вендиги Яновны. Прошу уволить меня в связи с переменой места жительства».
На ступеньках сидела серая с белыми пятнами кошка и тщательно умывалась. При звуке шагов она насторожилась и так и застыла с поднятой лапкой.
— Киска! Кис-кис-кис! — ласково позвала Венда и погладила пушистую шерстку. Кошка мяукнула и выгнула спинку. «В этом доме живут хорошие люди, — решила Венда. — Где люди злые, там и кошки пугливые».
В вестибюле она встретила Риту, коллегу по работе, с которой успела подружиться. Без всякого вступления, даже не поздоровавшись, она сказала:
— Во мне живет вирус, смертельный для всех, с кем я долго общаюсь. Муж при смерти. Ты считаешь, я правильно сделаю, если навсегда уеду?
Рита смотрела на Венду ничего не понимая.
— Так говори — ехать или нет? — не отступала Венда. Взгляд ее, как обычно, был доброжелательным.
— Я ничего не понимаю, — ответила Рита. На лице ее отразился страх.
— Я ведьма, — серьезно сказала Венда. — Проклятая. Все мужья моей матери и бабушки умирали от вируса, который размножается в клетках нашей кожи. Понимаешь? Все без исключения за год отправились на тот свет. Вот потому я и ухожу от мужа. Поняла? Я правильно сделаю?
— Ну ты подумай что говоришь! — Рита умоляюще сложила руки.
— Я говорю самую настоящую правду.
Девушка ошеломленно смотрела на Венду.
— Откуда ты знаешь? — наконец, спросила она.
— Это открыли микробиологи.
— О господи! — выдохнула Рита.
— Так я правильно поступлю, если уеду? — не сдавалась Венда, — посоветуй же!
— М-м-м! — промычала Рита и утвердительно кивнула головой.
— Тем, кто станет меня искать, посоветуй этого не делать.
— М-м-м! — Рита снова кивнула.
— Можно я тебя в лоб поцелую?
— М-м-м!
Губы Венды дрогнули. Она снова была как натянутая струна, как в ту, уже далекую летнюю ночь. Коснулась губами лба подруги. Улыбнулась.
— Тебя поцеловала настоящая, признанная наукой ведьма. Вот мое заявление об увольнении.
— М-м-м! — снова кивнула Рита и из глаз ее закапали слезы.
— Зря ты плачешь, — холодно сказала Венда. Выпрямилась, улыбнулась. — Будь счастлива!
— Постой! — позвала ее Рита.
Венда остановилась.
— Ты что, сошла с ума? — робко спросила подруга.
— Да, было такое, — Венда кивнула и улыбнулась своей очаровательной улыбкой. — Было. Теперь снова все в порядке. Ах! Не надо было мне ничего говорить. Начнешь другим рассказывать, примут тебя за сумасшедшую, посчитают суеверной дурой. Будь счастлива!
Входная дверь с шумом захлопнулась. А Рита продолжала стоять, не зная — верить или не верить. Венда — всегда такая отзывчивая, доброжелательная, простая… и вдруг… Венда — ведьма? Венда — сумасшедшая? Что стряслось? От волнения девушка снова заплакала. Проходившие мимо оглядывались на нее в недоумении.
Венда спешила, шла опустив голову и глядя на носки своих желтых ботиночек. Реакция Риты до конца открыла ей глаза. В этом мире места для нее нет. Это совершенно ясно.
Каблучки постукивали по тротуару, покрытому тонким снежком. Молодая полная женщина орудовала метлой и деревянной, обитой полоской жести лопатой. Прогрохотал по рельсам трамвай. Раздался тоненький мальчишеский голосок: «Мама, я хочу клюшку!»
По небу плыли редкие розовеющие облака. Серебристый вечерний свет прозрачным покрывалом укутывал город. «Ах, этот серебристо-розовый магический свет! — горько думала Венда. — Он несет с собой только обман и мучения. Не лучше ли было бы жить, не забывая о своем проклятье, укрывшись броней, прослыв знахаркой и ведьмой? О господи! Что теперь со мной будет? Ведь еще девчонкой, прочитав Чернышевского, я поняла, что нельзя показывать свет тому, кто не в силах его достичь. Что я с собой сделала? Какая ужасная ошибка! Непоправимая! Я больше никогда не смогу жить спокойно, все, что я узнала, разбередило мою душу. Если бы люди поняли, что наивность и незнание — величайшее богатство, бесценное сокровище! Поняли бы это и мама, и бабушка!»
Мысли ее вертелись вокруг одного. Каждая попытка проникнуть в жизнь, приносила им, проклятым, все новые страдания, наносила все новые раны. Почему мама и бабушка так стремились добиться признания среди людей, зачем учили ее умению нравиться людям, если все равно стена оставалась непреодолимой? Откуда это мучительная тяга к недостижимому? невозможному? Разве ж и так груз проклятья был недостаточно тяжел, чтобы еще взваливать на себя новые заботы и страдания? Венда, отточившая свой ум в этой полуосознанной борьбе за место под солнцем, внезапно увидела обратную сторону усилий матери и бабки, которые до сих пор были для нее непререкаемым авторитетом. Они-то ее, эту сторону, по каким-то причинам увидеть не сумели или просто не придали ей серьезного значения.
В сердце копилась горечь и недовольство матерью и бабкой. Они уступали место какому-то боязливому преклонению. Венда не осмеливалась осуждать мать и бабушку — они боролись за жизнь, как умели, боролись и за ее жизнь. И Венда пока не