По-хорошему, следовало бы мне обратиться в дисциплинарную комиссию. Не положено простому солдату задирать офицера. Это штрафная рота, как минимум. Но, если подумать, в драку-то я первый полез. Да и начинать свою службу с жалоб и доносов было бы как-то совсем уж неправильно.

На следующий день я прямо с утра припёрся в тот же кабак. Хотя тело, сплошь покрытое синяками, болело и ныло нещадно. Подумал, если не приду, все решат, что струсил. И тогда про нормальное существование можно будет напрочь позабыть, как и про успешное выполнение задания, соответственно.

Капрала я заметил и узнал, сразу же, едва зашёл в трапезную. Тот будто и домой не уходил, продолжая бухать всю ночь. Рожа у орка была, конечно, не как у меня, но тоже помятая и заплывшая. Отсалютовав мне пивной кружкой, придурок радостно оскалился и отвернулся, продолжив беседу со своими собутыльниками.

И только я облегчённо вздохнул, как из другого угла забегаловки ко мне направился ещё один мордоворот. Простой рядовой, но ещё огромнее и страшнее моего предыдущего спарринг-партнёра.

Его грязные намёки были вовсе на порядок примитивнее вчерашних тупых изысков капрала. Мне даже не пришлось играть в оскорбление — я и впрямь был возмущён такой скудоумной попыткой задеть меня.

Драка была неизбежна, и народ явно радовался очередному развлечению. Кто-то даже поспешил, сдвигая столы, освободить побольше места в центре зала. Осудительно хмурились лишь работники гномы. Да только никого их недовольство не волновало.

Я обречённо вздохнул и быстренько растёр уши. Ещё нос помассировал. Вчера он чудом остался цел, но сегодня мне так могло и не повезти.

Выставив перед собой кулаки, я уже приготовился к бою, как вдруг услышал позади себя знакомый голос:

— Насилу отыскал тебя, братец. Да только, смотрю я, ты тут уже вовсю веселишься, а меня дождаться вовсе и не думаешь. Не стыдно? А ты чего в струнку вытянулся? — это мой друг уже к задире обратился. Причём, даже Тимону пришлось смотреть на этого верзилу снизу вверх. — Ты на мои нашивки не пялься. Это я на плацу для всех штабс-капитан, а тут за своего брата я тебе рыло могу начистить, как простой солдат простому солдату.

Скинув с плеч китель, Тимон небрежным движением сунул его первому подвернувшемуся под руку бойцу, оставшись в одной рубахе:

— Чего застыл? Или со мной ты уже не такой смелый? Что тут вообще, — закатав рукава, мой названный братец с вызовом обвёл взглядом немного притихших посетителей кабака, — за сборище трусливых подонков? Что примолкли? Зассали, уроды⁈ Кому тут ещё зубья пообломать требуется?

Хуже он ничего и придумать не смог бы. Народ словно с цепи сорвался. Тут уж не только нам с Тимоном отбиваться пришлось. Орки, видимо, припомнив друг другу какие-то старые обиды, ещё и между собой сцепились. Замес начался такой, что стало совершенно неясно, кто тут за кого и кто против.

Удары прилетали со всех сторон. В ответ я лупил по любому, до кого мог дотянуться. Хотя, если честно, с большим удовольствием забился бы куда-нибудь в угол и затихарился, зализывая раны. Да только кто бы мне позволил это сделать? Нас же с Тимоном в самом центре трапезной зажали.

Ситуацию спас прибывший на шум комендантский патруль. Но и этим бравым ребятам порядок не сразу навести удалось. Дежурному офицеру даже пару раз в потолок пришлось пальнуть. И только после грохота выстрелов большинство орков в рассыпную кинулось. А кому не повезло сбежать, тех повязали и на гауптвахту отправили. И нас с Тимоном тоже, как главных зачинщиков. По утру, конечно, выпустили, но переночевать на «губе» всё равно заставили, хоть и в отдельной офицерской камере.

Остальных служивых и вовсе через день освободили. Но Тимон всем им такие неудобства, можно сказать, компенсировал, проставившись тем же вечером в кабаке и чуть ли не с каждым выпив по примирительной чарке.

Нажрались все в хлам. Больше ко мне никто не цеплялся, но косые и недовольные взгляды я замечал частенько. Не было тут ко мне любви, хотя Тимона народ принял после всего очень даже благодушно. А потом выяснилось, что во взводе, выделенном нам в охрану, почти все бойцы в том побоище и в последующей попойке поучаствовали. И капрал Варго́нсо, командовавший отрядом, в том числе.

Сейчас всех этих лихих забияк было не узнать. Все такие серьёзные, сосредоточенные. Пристально всматривались сквозь бойницы в морозную темноту, словно в нескончаемой снежной круговерти можно было хоть что-то заметить и разглядеть. И это при том, что маршрут пролегал по относительно глубоким нашим тылам, где-то между второй и третьей линиями обороны.

Из всей компании лишь я один оставался облачённым в китель и шинель. Остальные, включая моего названного братца, переоделись, предпочтя строевой форме обычные вязаные шерстяные свитера и тёплые тканые галифе, заправленным в высокие кирзовые сапоги. Вместо шинелей — короткие полушубки.

А вот буйные орочьи головушки никто утеплять и не подумал. Весь взвод щеголял в фетровых шляпах, похожих на те, в коих некогда рассекала американская кавалерия в моём мире. Так что красная ковбойская шляпа Тимона чудесным образом вписывалась в общий стиль, внося в него лишь небольшое яркое разнообразие.

Исключением тут были только я, в натянутой на уши каракулевой шапке-папахе, и управлявший транспортёром гном. Тот, в силу профессии, красовался в натуральном танкистском шлеме, только кожаном. Он и управлял бронеходом почти как танкист: резво ворочая рычагами и прильнув к окулярам панорамного перископа.

Вооружение наше с командой тоже отличалось. У меня на ремне слева болтался стандартный офицерский кортик в простеньких ножнах, а справа висела кобура с короткоствольным самовзводным пятизарядным револьвером. Чем этот девайс отличался от какого-нибудь земного кольта, я, честно говоря, был без малейшего понятия. По мне, так точная копия.

Против кортика я не имел ничего против. Пусть я и не моряк, но тут другой мир, другие правила, другие традиции. Положено, пусть будет. Глядишь, и пригодится.

Тимон остался верен своим предпочтениям. Раздобыл где-то монструозного вида пистолет, раза в два больше моего, и присобачил к поясу солидный мясорез. Да не отказал себе в удовольствии прихватить в добавок карабин. Такой же, как у остальных наших бойцов: чуть укороченные