— Квасу выпьете?

— Неси — не спрашивай. Да ухи влей, — ворчит хозяин.

Когда беременная скрылась за печкой, к полицейским обратилась вышивальщица:

— К нам почтальонка в том году заходила. Любава ей тоже квасу предложила, а она отвечает: «Вам, староверам, после этого кружку придется бить».

— А что, не придется? — спросил майор Копьев.

— Старообрядцы разные есть. Поповцы, единоверцы — у них, может быть, так.

— А вы? — уточнил Сабанеев.

— Мы беспоповцы, — улыбнулась женщина. Каштановые волосы у нее были пострижены в каре, ногти покрашены кроваво-алым лаком.

— Беспоповцы? То есть, священников у вас нет?

— Ни попов, ни церкви, — подтвердил за нее хозяин избы. — В жилищах своих Господу Богу молимся, — при этих словах они вдвоем привстали с лавки и по-староверски, двумя перстами, старательно перекрестились. Девочка на кровати вытащила руку из-под одеяла и повторила их движение.

Первым на столе появился хлеб, нарезанный толстыми ломтями, потом квас и наконец уха в глиняных мисках. Иван Сабанеев оглянулся, чтобы поблагодарить Любаву, и невольно задержал взгляд. Несмотря на изможденность в лице, которую он списал на поздний срок беременности, девушка была очень хороша собой.

Когда она снова скрылась за печью, Иван обратился к директору артели:

— В Малых Удах в новогоднюю ночь пропал человек. Семенов Юрий Алексеевич. Знаете, может быть?

— Юрку знаю. А что пропал он, в первый раз слышу, — удивленно поднял брови Святовит Михалапович.

Иван потянулся к кружке. Судя по аромату, квас настаивали на ягодах можжевельника. Вкус был приятный и чуть терпкий:

— В ночь на 1-е не заметили ничего необычногò Может быть, крики слышалѝ Или чужаки заходили в деревню?

— Это летом у нас тут каждую ночь крики хмельные окрест, особенно в выходные и в праздники, а зимой все по домам сидят. За рекой, правда, взрывали салюты, но это уже не первый год.

В беседу включился майор Копьев:

— На «Газели» с рефрижератором вы ездите?

— Сын мой — водитель в артели, а я только в страховку вписан.

— А он?..

— Сети на пристани чинит. Любава, сходи!

Беременная поднялась с края скамьи, куда только что пристроилась отдохнуть, и поспешила к двери.

Иван черпал уху деревянной ложкой и разглядывал вышивку на скатерти. Узор на ткани был составлен из ломаных под прямым углом линий, квадратов и ромбов с точкой посередине. Занавески на окнах украшал похожий орнамент.

В похлебке плавал жирный кусок белой рыбы. Вилку принести не догадались. Выхлебав жидкость, Иван стал разбирать рыбу ложкой и пальцами. Когда он вымыл руки в раковине за печью и вернулся к столу, из сеней послышался мужской голос.

Лицом Богуслав Родич напоминал отца, правда усов не носил, и сам был шире в плечах и выше ростом. Он перешагнул скамью и уселся за стол по правую руку от родителя.

Иван снова объяснил, что они занимаются розыском пропавшего без вести Семенова Юрия Алексеевича 1984 года рождения и опрашивают возможных свидетелей.

— Ночью с 31-го декабря на 1-е января вы на автомобиле выезжали из деревнѝ — спросил он.

— В Новый год, что лѝ — Молодой Богуслав угрюмо глядел на полицейских. — Дома я был. С родителями.

— Наутро уже в город за хлебом поехал, — добавила мать. — Обычно в Малых Удах покупаем, но в праздник ларек не работал.

— В котором часу это было?

Богуслав пожал плечами:

— В десять. В одиннадцать, может.

Иван спросил про ключи от «Газели». Директорский сын, клятвенно перекрестясь, заверил лейтенанта, что никому не давал их, и, разумеется, не смог прибавить ничего нового к известным обстоятельствам исчезновения Юрия Семенова. Операм оставалось только сказать спасибо хозяевам и попрощаться.

На улице, когда за ними закрылась калитка, Иван Сабанеев обернулся к майору:

— Говорят, что в домах молятся. А где тогда красный угол, иконы?

— Предписание хочешь выписать?

— Я серьезно, Артем Игоревич. Мутные они.

— Своеобразные, — поправил Копьев.

— А следы шин в Выбутах?

— Ты же слышал, что в магазин ездили.

Иван предложил заглянуть теперь к кому-нибудь из соседей Родичей, но майор в ответ только устало взмахнул рукой.

* * *

Бубня себе под нос на два разных голоса, Златка возится на большой кровати с куклами, которые Святовит вырезал для нее из дерева на Новый год. На его взгляд, человечки неотличимы между собой, но она сама как-то решила, кто из них мальчик, а кто девочка, и дала имена: Голуба и Вячко.

Сын Богуслав сопит на своей кровати. Когда со двора доносится лай, он что-то бормочет и, не просыпаясь, переворачивается к стене. Времени — почти полдень, на небе — ни облачка, от снежной белизны снаружи на дворе слепит глаза. Мимо окна в расстегнутой шубе пробежала Любавка и скоро показалась снова, уже вместе с гостем.

Умила отложила вышивку:

— Кто там?

— Отец Власий.

— С чего бы? Не звали.

— Известно, с чего, — проворчал муж.

Гость был одет в поношенную зимнюю рясу-пальто, которую Святовит помнил еще на его предшественнике по приходу отце Фалалее. На голове была овчинная шапка.

Златка отложила деревянные куклы и с любопытством разглядывала священника. Глава семейства сделал ей замечание:

— Что надо сказать?

— Бог в помощь! — опомнилась девочка.

— Во славу Божию, дитя, — улыбнулся гость в ответ.

Отец Власий с хозяином поклонились друг другу и пожали руки. Священник всё не мог отдышаться с дороги, пыхтел как самогонный аппарат, да и запах от него шел почти такой же. Любава поставила перед ним кружку кваса. Тот осушил ее одним махом. По лбу и щекам, с мороза иссиня-красным, потек похмельный пот.

— Как живы-здоровы?

— Божьей милостью, — ответил Святовит.

Гость обратил взгляд к кровати у окна, где спал Богуслав.

— Что уловы праздничные?

— Бывало и лучше.

Любава появилась из-за печи с кувшином и заново наполнила священнику кружку. Власий отхлебнул большой глоток и поднял взгляд на хозяина:

— Юрка Семенов у нас пропал. Слыхали?

— Как не слыхать? Из уголовного розыска приезжали вчера под ночь, Златку уже спать уложили. Спрашивали всякое. А что мы скажем? Аленку-то, ясно, я с детства знаю, а Юрку встречу где — не узнаю. За всю жизнь пару раз видал. А Божик — так, может, и вовсе