что в рамках приличия выразился. А то бы телефон отключился.
— Так ты думаешь, что у Венды нет никаких кокков?
— Думаю.
— Так что же тогда?
— Не знаю.
— Ты что-то скрываешь от меня?
— Не скрываю. Просто не знаю.
— Я тоже думаю, что из-за кокков не стали бы называть женщин ведьмами.
— Конечно» Коки известны только тем деревенским парням, кто служил во флоте.
— Я привезу Венду в Ригу.
— Ты все-таки решил жениться?
— Да… И, пожалуйста, постарайся, чтобы твоя Инга и все, кто знает, не разносили эту небылицу о ведьмах! Здесь она должна чувствовать себя нормальным человеком. Может быть, это окажется решающим.
— Хорошо. Только помни, что Сакристина однажды уже бежала.
— Она взяла с собой ребенка.
— Какая разница?
— Я ее люблю. И я не могу стать предателем.
— Значит, едем?
— Да. Обратно с Вендой.
В комнате опять наступила тишина. Валдис хотел позвонить еще кому-нибудь, но не знал кому. Казалось, в мире произошла какая-то трагедия, что-то безвозвратно потеряно, погибло, его ожидает нечто ужасное, надо действовать не медля, но голова была как чугунная.
После лихорадочных поисков информации наступил спад. Он расстелил постель, забрался под одеяло и заснул глубоким, смертельным сном.
Под утро в его сонном сознании начали мелькать фантастические картины.
Перед ним высилась ледяная гора. А сзади вышедшая из берегов река с торосами льда. Он стоял, уцепившись за ветки ивы, понимая, что вода вот-вот поднимется, затопит иву или вырвет ее с корнем. Чтобы спастись, надо двигаться, ползти, цепляясь руками за наст, подтягивая тело вверх по склону… Он раздумывал, сомневался. Но тут издали донесся треск льда и хлынула вода. В отчаянии он прыгнул и оказался на самой вершине. А вода поднималась все выше и выше. Какие-то голоса предупреждали о том, что река вскоре затопит всю долину. Людей не было, он слышал только голоса.
Валдис заметил протоптанную в снегу тропинку, спускающуюся к самой реке. Голоса сказали, что по этой тропинке люди носят воду. Это казалось невероятным — склон отвесно уходил вниз и ледяная вершина отсвечивала голубым. Он попытался вскарабкаться, но с половины пути соскользнул вниз. Его охватила безнадежность. Но отступать было нельзя, — он начинал замерзать. Он понял, что если не дойдет до деревни, приютившейся на самой вершине, за непреодолимым ледяным карнизом, то замерзнет во льдах. И стал карабкаться снова. Навстречу ему спускалась женщина с коромыслом. Молодая и энергичная. Она с любопытством посмотрела на него. «Деревня там», — сказала она по-русски, и Валдис понял, что он не в Латвии, а на Дальнем Востоке, на берегу огромной реки.
Женщина с коромыслом пошла за водой, а он попытался вскарабкаться. Это ему удалось, карниз был совсем рядом, но, глянув, он понял, что никогда его не преодолеет. Страх и сомнения лишили его последних сил. Руки сами собой разжались, и он заскользил вниз. Перед глазами мелькнул бурлящий поток, страх сковал тело.
Его остановила возвращавшаяся женщина. С полными ведрами она шла медленно, ступала уверенно, не боясь поскользнуться. На сей раз вид у нее был еще более решительный, чем во время первой встречи. «Ступайте в гору! Там есть тропинка», — сказала она. В лице женщины было что-то монгольское. Широкий лоб, выступающие скулы, полные губы гармонировали с серыми в крапинку глазами. «Идите, я должна набрать еще раз». Она кивнула головой.
И Валдис пошел. По ступенькам. Непонятная сила поддерживала его, толкала вперед. Он и не заметил, как очутился вдруг на вершине кручи, среди белых деревенских домиков с плоскими крышами. Приближался вечер. Становилось все темнее… Но и тут ему грозила опасность. Его обвинили в убийстве. И вдруг настоящий убийца бросил на землю окровавленный кинжал и признался в преступлении. «Цришелец не виноват, пришелец хороший», — зазвучали голоса.
Где-то загорелся факел. Заклубился черный дым в красных бликах. И тут кто-то исподтишка вонзил ему в спину кинжал.
Он проснулся. «Рана в спине» все еще болела. Большим пальцем он пощупал болезненное место. Похоже, нерв под лопаткой. Это место болело у него еще в школе и время от времени напоминало о себе.
После пробуждения ощущение ужаса и подстерегающей его беды не исчезло, оно висело в воздухе как завеса дыма. Однако молодость и здоровье победили, преодолели подавленность. Он попытался понять символическое значение сна, поскольку верил в логику подсознательной игры воображения. Что обещал ему этот сон? Победу? Поражение? Похоже, ни то, ни другое. Удар ножом еще не означает смертельный исход.
В гору его вознесла какая-то неведомая сила. Добился от убийцы признания. Потом его убил тот же убийца. А может быть, только ранил? Под левой лопаткой все еще болело. Черт! Слева было сердце.
ЛЮБОВЬ
Валдис шел той же тропинкой, по которой две недели назад возвращался от Венды. Траву скосили. Старый сарайчик до самой крыши набит свежим сеном. Ветер доносил запах цветущей ржи. На обочине краснела земляника.
Две недели все его помыслы были устремлены к Венде, и весь свой пыл он переключил на поиски причины таинственной болезни. И сейчас, шагая по тропинке, вьющейся вдоль склона холма, он был как гетевский Фауст, — знал ровно столько же, сколько две недели назад. Иллюзии возникали и отбрасывались, неизменным осталось одно — желание быть с Вендой. Ему казалось, что от смущения он не сможет говорить. Все теперь было иначе, чем в дни свадьбы. От волнения он мелко дрожал, сердце сжималось от неведомой ему ранее робости. Венда в его глазах была таинственной принцессой, королевой, он — нищим.
Чтобы унять волнение, он пытался было думать о другом. О том, как перекатываются зеленые с серым отливом волны ржи, о своей настойчивости.
Он никогда не мирился с поражением, ему вольно дышалось только в том случае, если он знал: преград нет, есть только его собственное нежелание. Он безразлично относился к оценкам других, значение имела только четкая самооценка своих способностей. Безусловно, ему не было чуждо и тщеславие.
Он шел как в дурмане. Сердце екало при мысли о встрече. Дома ли Венда? Что она скажет? Не изменилась ли? Не слишком ли рискованное предприятие эта сумасшедшая любовь?
Венда на самом солнцепеке перед сараем ворошила сено. Загорелая, в голубом с белой каймой купальнике. Заметив Валдиса, она на секунду скрылась за кустами вишни и появилась уже в легком ситцевом платьице. Лицо казалось несколько утомленным, справа в самом уголке губ была болячка, вызванная вирусом герпеса, который в народе попросту называют простудой или заедой. Она остановилась перед Валдисом, робкая и покорная, словно в чем-то перед