Чтобы положить конец этому разговору, Нико похлопал его по плечу и сказал:

– Меня бросают раз в неделю. Мне ли не знать, каково это. Держитесь.

Чуть в отдалении я заметила Филомену в белом фартуке. Мы подошли к ней. Ее дом украшали лиловые орхидеи. В цветущем саду росли розовые георгины, перистые астры, высокий девясил и гигантского размера медно-красные ромашки. Цветы орошал распылитель. “Только дождевая вода”, – объяснял ее муж. Уже не первый год летние цветы начинали распускаться в марте, в июне стоял сильный зной. Филомена, создавая тематический сад, старалась соответствовать обстоятельствам: создать оазис прохлады для посетителей. Из фонтана текла белая жидкость: “Овсяное молоко со свекловичным сахаром”.

Филомена помахала нам. Она продавала домашнее мороженое с восточными добавками – медом, финиками, инжиром, и все доходы от этого собиралась перечислить своей “Всемирной ассоциации “Юнона”, передовому отряду, борющемуся против жестокости в сфере гинекологии по всему миру”. Йохан расставил горшки вокруг сада с поникшими молодыми пальмами и вырыл прудик, где Артур и Нинон пускали миниатюрные парусники. Они соорудили себе бело-красные арабские головные платки из столовых салфеток, чтобы вписываться в тему, выбранную родителями. В ящике с влажным песком благоухали ароматные травы; несколько жадных клювов даже порылись в земле. Одна женщина в очках, заметив птицу в саду, по полосатым черно-белым крылышкам узнала африканского удода. Она спросила у подруги: “Думаешь, они уже докатились до того, чтобы брать птиц напрокат?” Йохан в бежевой гандуре разливал напитки. Виктор, настроенный воинственно, подошел выпить лимонада. Залпом проглотив его, он показал на счетчик у соседнего дома:

– Ты это видел, дорогой Йохан? Руайе-Дюма тебя обгоняют…

Тематическая экспозиция Йохана в самом деле пользовалась гораздо меньшим успехом, чем сказочный дворик Ольги. Ей удалось оставить за собой дом сестры, за которым она присматривала в ее отсутствие. Она создала в саду пропавших родственников “страну чудес” с площадкой для крокета и гигантскими игральными картами. “Еще одна спорная тема”, – усмехнулся Нико. Ольга собственноручно напекла целую гору оладий, хвороста, печенья с надписью “Съешь меня!” и пряничных человечков. Она развесила и разложила фрукты и сладости таким образом, чтобы каждый мог сам сорвать с дерева леденец или найти в траве мандарин. Нам навстречу вышла Ольга в костюме Белого Кролика. Она казалась более жизнерадостной, чем в минувшем ноябре. Ее щеки были пунцовыми, на них проступила тонкая сеточка голубоватых сосудов. Она протянула нам искусственные красные розы на раскрытых ладонях, перепачканных краской:

– Я сама их расписала.

Мы поговорили о погоде, о ее крыше, которая сломалась и теперь все время остается прозрачной, из-за чего невозможно днем затенять кухню, но, к счастью, кондиционер на солнечных батареях работает хорошо, иначе она не смогла бы приготовить лакомства в раскаленной фритюрнице. В конце концов она добралась до интересовавшей ее темы:

– У вас есть какие-нибудь новости?

Я ответила Кролику, что “следствие пока приостановлено”, но если она что-то вспомнит, пусть без колебаний сообщит нам “любую мелкую деталь, даже незначительную”… Нико не выдержал и улыбнулся, Ольга это заметила. Она сняла уши, потом большой белый шарик, заменявший хвост:

– Слишком жарко, я задыхаюсь.

Я достала свою визитную карточку, и она ее торопливо отсканировала.

Вокруг ее стенда столпились посетители. Ольга металась между ними, одному наливала чай, другому кофе, рассказывала о миссии, которую поддерживает: об ассоциации помощи сиротам-беспризорникам в Маниле. Ольга показывала фотографии, она сама ездила туда, когда ей было двадцать лет. На снимках она позировала в комбинезоне, с младенцем на руках, а у нее за спиной на скамейке сидел священник в белой рубашке.

– Основатель ассоциации, отец Доминик. В начале 2000-х он построил дом из стекла, чтобы дать приют детям. Он был первооткрывателем в те давние дни, когда репутацию Церкви опорочили скандалы, связанные с педофилией. Этот проект позволил спонсорам чувствовать себя уверенно и заранее оградить себя от ложных обвинений.

Речь Ольги производила впечатление на прохожих, и счетчик стремительно взлетал вверх.

– Благодарю вас от их имени. Благодарю.

Солнце постепенно склонялось к закату. Было все еще жарко, дома стояли открытые, до нас доносились обрывки разговоров, музыка, звяканье грязных приборов, когда их складывали в раковину. По улицам носились курьеры, доставлявшие готовую еду. Жители района с довольным видом людей, которые осознают, что хорошо поработали, упаковывали декорации. Виктор помогал Филомене и Йохану, в то время как их дети, Артур, Саломе и Нинон, находились в доме и смотрели концерт в режиме дополненной реальности. Они пели и танцевали как сумасшедшие: один прыгал на диване, другая скакала посреди кухни, третья, в шлеме на голове, вертелась волчком в гостиной. Ольга выиграла конкурс, она снова надела костюм, чтобы продлить удовольствие. Проходя по улице, люди могли наблюдать, как Белый Кролик приводит в порядок кухню. Цифровой счетчик перед ее дверью мигал синими и зелеными огоньками и запускал фейерверки. Пучки света озаряли опустевшее жилище рядом с ее домом. Мило, Мигель и Роза так и не вернулись. Нико зажег косячок, предложил затянуться мне, и мы курили вместе, глядя на это зрелище, такое же нелепое, как вся наша жизнь.

II

– Да, я шпионю за мужем. Мне ничуть не стыдно, потому что все так делают.

Нико молча меня слушал. Мы шли к выходу из Пакстона.

Семь месяцев. Семь месяцев, как ушел Давид. Я проходила мимо его дома почти каждый день. Он переехал на другой конец города и жил с женщиной – “другой” женщиной. Я часто за ними наблюдала. Луиза не работала. Она, как Филомена, зарабатывала рекламой. Щеголяла в нижнем белье, так чтобы были отчетливо видны лейблы: Fleur de Peau по понедельникам, Caramel по вторникам, Euphoria по средам. Она дарила моему мужу роскошные парфюмы и выставляла коробочки за стеклянной стеной. Луиза была изящной кошечкой, которая мурлыкала ему на ушко, завернувшись в одеяло. Давид машинально гладил ее живот.

– Зачем ты себя так мучаешь? – спросил Нико.

– Потому что там не на что смотреть.

У Луизы с Давидом не было кровати-саркофага. Они не прятались. Выставляли напоказ всю правду, печальную правду. Их тела были всего лишь плотью, а лица – всего лишь поверхностями, расположенными одна над другой. Меня от них тошнило, у меня начинал болеть живот и вообще все внутри. Когда Давид бросил меня, я не сомневалась, что он отправится в Сверчки или за границу. Но он решил остаться в городе. Трахаться, как другие накачиваются наркотиками.