— Ради такой ведьмы, как ты, стоит умереть!

Венда закрыла глаза, сжала губы. Уголки рта снова печально опустились, и она заговорила быстро, бесстрастно:

— Ну вот, мама оказалась права. Опадешь ты, как осенний лист. А все муки достанутся мне.

Она медленно подняла руки, прикрыла глаза. По щекам текли слезы. С опушки донеслась песня, которую пели гости, приехавшие на свадьбу:

Черные, черные все мои ленточки,

Черное все мое юное времечко.

Вот потому и люблю я все черное,

Ведь дорогой и любимый мой — черт.

Глупая песенка с банальными словами показалась вдруг Валдису пророческой. Ведь это пели о судьбе Венды.

— Я хотел бы увидеть твою мать и бабушку, — сказал он.

Венда молчала.

— Венда! — начал он.

Она спокойно и почти равнодушно посмотрела на Валдиса.

— Венда, ведь ты можешь мною располагать, черт возьми! Если ты хоть немножко веришь в жизнь, не гони меня! Ведь я ученый. Я выясню, я узнаю, что это за проклятье, отчего вы страдаете. Поверь, современная наука обладает огромными возможностями. Поверь мне!

— Но еще больше на свете того, в чем современная наука не в силах разобраться, — тихо заметила Венда.

Валдис опешил. Ведь это были и его мысли. Он-то уже знал, сколь ничтожно пространство, освещенное наукой, сколь беспределен непознанный мир. И не только в химии или в биологии. И в физике, в астрономии, кибернетике, даже в математике. Вероятностные расчеты, как он убедился недавно, консультируясь с коллегами, были столь несовершенны, что вычислить определенную степень погрешности соотношения компонентов в составе, полученном в результате химической реакции за некий отрезок времени, не удавалось. Оказалось, что даже подобные конкретные задачи никогда не ставились, возможно, в этом направлении даже не велись поиски.

— Ты права, Венда, — согласился он. — Но ведь у нас нет другого выхода. Единственная наша надежда — наука. Никакая вера в чудеса, никакое упование на судьбу или обращение к религии нас не спасет, только осложнит нашу жизнь…

Валдис оборвал себя на полуслове. Он знал, что многих именно суеверия примирили с жизнью. И наука, например, медицина, признает за человеком право сделать вид, что зла не существует, если видишь, что оно неодолимо. Врач имеет право на ложь — ложь во спасение. Он смотрел на Венду: поняла ли она его, угадала ли его сомнения? Она улыбнулась, сказала:

— Я маме сказала, что ты ученый и, может быть, захочешь изучать нас, сказала, что я тебе нравлюсь, но ты никогда меня не полюбишь, потому что слишком увлечен наукой и что ты с научными целями, сегодня, может быть, придешь к нам домой, чтобы кое-что посмотреть, понаблюдать за нами. Ты понял? Только так.

— Ты обманула мать?

— Нет. Ты должен быть таким, как я сказала, и таким ты будешь: сухим и педантичным. Как профессор у Жюля Верна. Постараешься? Да?

— Хорошо, — согласился Валдис. — Пойдем быстрее!

Он встал, улыбнулся, взял ее за руку. Девушка послушно последовала за ним.

— Подожди, — внезапно остановился он. — Мы о цене не сговорились. Наука в наши дни штука дорогая.

Венда обратила к нему свои красивые, серые глаза. Сказала:

— Деньги у нас есть. Мы откладывали…

— И много?

— Достаточно.

— Нет, за деньги я не стану работать. — Валдис улыбнулся. — Там, в ольшанике, ты позволишь… поцеловать…

— Нет, — сказала Венда. — Нет!

— Почему?

— Мне будет трудно потом… И у тебя заболит горло.

— Почему трудно?

— Не спрашивай, пожалуйста. Будь профессором! Ведь ты впервые войдешь в дом к ведьмам. Во всех углах зло притаилось. Разве не это тебе всего интереснее?

— Вероятно, ты права. Именно это.

Вот и ольшаник. Они не остановились, прошли мимо. Валдис даже не взглянул на Венду. Со все возрастающим любопытством он смотрел вперед, где сквозь листву уже проступали контуры дома. «В первый раз увижу настоящих ведьм, которые сами просят раскрыть их тайну», — размышлял на ходу Валдис, не заметив, что в своих рассуждениях допустил грубейшую ошибку — ведь он вообще никогда не видал ни одной ведьмы, ни настоящей, ни придуманной, все его представления были почерпнуты из книг или рассказов. «В первый раз!» — лихорадочно думал он и с любопытством взглянул на Вендигу Силиню, урожденную Раку-пу, унаследовавшую свою фамилию от Альберта Раку-па, к которому ни юридически, ни биологически она не имела отношения. У Вендиги были широкие скулы, в абрисе лица угадывалось что-то монгольское, нет, скорее — финно-угрское. А может быть ливское? Валдис пожалел, что недостаточно внимательно прочел вышедшую недавно антропологию балтов. Может быть, там, между строк… хотя вряд ли возможно. И все-таки. Еще когда он учился в школе, эстонцы, финны и ливы казались ему загадочными народами, не то, что, например, немцы, русские, шведы, поляки или литовцы. Кто знает… Искать корни проклятья, свалившегося на этих женщин, среди неясных, расплывчатых антропологических сведений, вероятно, практически нереально. Печально. Валдис прекрасно помнил старый анекдот, содержавший совет искать пропавшую вещь не там, где она пропала, а там, где светлее.

Когда кончился кустарник, он остановился. Его предположение о том, что дом находится на теневой стороне, оказалось верным. Здесь, на северном склоне холма, травка, можно сказать, еле-еле пробивалась, казалось, еще совсем недавно здесь лежали сугробы. Просто невероятно. В Риге снег растаял еще в начале апреля.

— Среди ваших предков не было ливов или эстонцев? — спросил Валдис, не отрывая взгляда от двух огромных елей возле сарая, ветви которой густо поросли ведьмиными метлами.

— Нет, — задумчиво ответила Венда.

— Ну ладно, — Валдис согласно кивнул головой, пытаясь вспомнить, отчего на дереве образуются ведьмины метлы. Что за странные крохотные растения обитают на сучьях больших деревьев? Мысль, что ведьмины метлы могут иметь самую прямую связь с судьбой Венды, становилась все навязчивей. Под влиянием каких факторов возникают ведьмины метлы? Может быть, деревья с этими наростами среди других деревьев считаются нечистыми? Может быть, болезнь деревьев неизвестными науке путями переходит на людей?

— А давно на этих елях ведьмины метлы?

— Вероятно. Но…

— Что?

— Среди ведьминых метел есть и омела.

— Верно. Я забыл это слово. — Валдис смутился. — И они давно?

— Да.

— А откуда ты узнала про омелу?

— В книжке вычитала. Я ведь работаю в лесу техником.

Ну конечно, ведь он до