И тут к нему подскочила его блондинка. Схватила за руку, потянула назад, голос прозвучал на удивление резко:

— Ворон, бл*ть! Ты опять начинаешь? Хочешь, чтобы условку заменили на реальный срок?

Смотрела на него зло, а на меня мельком — и чуть мотнула головой: мол, не связывайся. «Не надо».

Так вот оно что, подумал я. Он на условке, вот и тянет момент, не хочет первым ударить. Вообще ему по закону тут появляться нельзя: ни в ночное время, ни тем более в питейном заведении. Узнай об этом контролирующие органы — уголовно-исполнительная инспекция его закатает под пресс, и крышка. Но, надеюсь, камеры и на крыльце имеются, значит, засветиться всё равно можно будет.

— Отвали, Лизка, — буркнул он, отпихнув её лапищей, как назойливую муху.

Та что-то ещё выкрикивала ему вслед, ругала, но он махнул рукой и направился к выходу. За нами потянулись взгляды, кто-то из зала даже поднялся, собираясь увязаться следом.

Но Ворон обернулся и осадил сотоварищей:

— Кто за мной выйдет — получит в нос. Я сам разберусь. Отдыхайте, братья.

Умно поступил. Свидетели, даже из своей шайки, ему сейчас были ни к чему. Лишний глаз — лишние показания в случае чего.

Мы вышли на крыльцо. Там уже стояли двое из его своры, по обе стороны, будто крылья. Но Ворон махнул им рукой — и они мигом растворились. То ли обратно в бар юркнули, то ли в темноте рассыпались. Я разглядеть не успел.

Зато сразу приметил на парковке, чуть поодаль, грязно-белый фургон с наклейкой в виде головы обезьяны. Серый предупреждал: увидишь такую — знай, мы рядом. Значит, где-то там, за тонированными стёклами, сидят мои топтуны и смотрят в мониторы. Только бы не вмешались раньше времени. Ведь пока что это обычная пьяная разборка, а вовсе не нападение Инженера.

— Ну всё, молись, урод, — сказал Ворон, стряхнул с себя Лизу, которая всё-таки проскользнула за ним и до последнего цеплялась за его руку, и двинулся ко мне.

Я был готов. В голове мелькнула мысль: «Вроде, и мудак, а всё-таки благородный — вызвал один на один, без подлостей». Но я зря его переоценил.

Потому что в тот же момент за спиной послышались шаги. Я рванулся в сторону, отклонился, и вовремя — свист рассёк воздух, и кий от бильярда, описав дугу, пролетел мимо моего черепа и с хрустом вонзился в землю.

Позади стояли двое. Подручные Ворона. Оказывается, они никуда не уходили, а лишь сделали вид, будто вернулись в бар. Хитроумный Ворон решил, что лучше поручить работу этим двоим, а самому руки не марать — чтобы и вправду условку не менять на реальный срок. В баре с пивом он всё же уютнее себя чувствовал, чем на нарах с баландой.

Один держал в руках кий, такой же, что пролетел у меня над ухом. Второй вооружился короткой железной дубинкой, раскладной телескопической. Он размахивал ей уверенно, знал, как держать — видно, не в первый раз.

Снова замах кием. Но в этот раз я был готов. Перехватил его, рванул на себя с силой. Байкер не ожидал, чуть не вылетел мне навстречу — я же едва не выдрал у него оружие прямо из рук. И вдруг почувствовал, как во мне что-то будто щёлкнуло.

Силы прибавилось, мышцы будто наполнились электричеством. Откуда? Неужели это последствия того самого препарата, что гонял по моим жилам там, в лаборатории? Но он же давно уже должен был выветриться. Прошёл, растворился…

А сейчас я стоял, сжимая кий, и ощущал, как в теле бушует какой-то дикий, нечеловеческий запас энергии. У него, у этого дьявольского препарата, видать, остаточные хвосты остались. Когда адреналин разогнал кровь, будто из глубины достал его, из самых клеточных недр, откуда уже давно всё должно было исчезнуть. Я почувствовал, как зрачки расширились, ловя каждое движение, каждый блик света. Слух стал острым, как нож — слышал скрип обуви, дыхание, даже скрежет зубов у противников. Мышцы налились сталью, всё тело превратилось в сжатую пружину, готовую рвануть в любую секунду.

Теперь я с легкостью вырвал кий из рук первого и ткнул им того, что размахивал «телескопом». Не со всей силы, хотел вывести из строя, но переборщил. Хрустнула грудина, он выронил железку, завыл и рухнул на спину. Потом, хрипя, встал на четвереньки, пополз, держась за грудь. Ну, если ползает — значит, жить будет. Второй, с кием, вернее, уже без кия, замер, нападать не решился, только пятился, глаза круглые.

Я переломил кий о колено, обломки швырнул в сторону, глядя прямо на Ворона.

— Ну что, Ворон… — сказал я громко, чтобы весь двор услышал. — Или ты всё-таки не Ворон, а курица облезлая? Самому-то выйти слабо? Гамадрилов своих натравил, а сам стоишь, харищем торгуешь. Думаешь от условки отмазаться? Думаешь, чужими руками — это не считается?

Я шагнул ближе, не сводя с него глаз:

— Или так и будешь за бабью юбку прятаться да мальцов подставлять? Ты же у них тут президент, отец-командир… А сам — обычное ссыкло.

Оля и Лиза застыли, глядя на нас круглыми глазами. У одной дыхание перехватывало от страха, у другой — от злости и какой-то странной надежды, будто она сама ждала, чем всё кончится. Для Ворона это стало последней каплей: выдержка его лопнула, и он ринулся прямо на меня.

Шёл, как танк, сразу вложился в удар, рассчитывая срубить меня с места. Кулачища у него — как молотки, и зарядил он сразу в голову, без раздумий.

Я видел замах, видел плечо, и потому шагнул чуть в сторону и назад. Удар прошёл мимо, по воздуху. Ворон, по инерции, едва не провалился в пустоту. Я резко пробил ногой в его бедро сбоку — жёстко, чтобы сбить скорость и нарушить равновесие.

Он качнулся, но устоял. Рыкнул, снова полез вперёд, пытаясь схватить меня руками, обхватить и продавить весом. Если бы ухватил, там и конец: сила у него звериная. Но скорость была на моей стороне. Я ушёл под его руку, нырнул вправо, и, оказавшись сбоку, всадил прямой кулак в корпус — точно в рёбра. Воздух у него вышел рывком, как из пробитой шины.

Ворон отшатнулся, но не успокоился, снова полез. Кулаками махал неуклюже: много силы, мало техники. Он бил широкими размахами, вкладывая вес всего тела, а я ловил моменты и отвечал короткими, быстрыми ударами. Дважды зацепил его в челюсть — раз левым джебом,