— Он тебе ничего не говорил?

— Кто? Алексей Михайлович? Про вас? Нет… он почти и не появляется дома. Мама переживает. Боится, что его убьют, — Серега забрался в беседку. — Я, наверное, неправильно там… ну, обрадовался. Просто… так вот… могли бы и написать. Или нет? Вы прятались, да?

— Да.

— А теперь…

— И теперь прячемся, — поспешил я заверить Серегу. — В конце концов, ты ж ничего-то не сказал. Да, имя… так имя у меня и осталось. Что в поезде ехали? Случается. Даже, когда выспрашивать начнут, спокойно расскажи, что на поезд тот террористы напали. И что мы чудом спаслись. Что там и познакомились.

— Думаешь, начнут?

— Почти уверен. Любопытные тут. И дети…

Тьма повернулась влево.

— И не дети, — завершил я. — Орлова знаешь?

— Да как сказать… слышал. У них своя компания. Несвятой троицей называют. Ну это так, в шутку… Они вечно что-то выдумывают. В том году, представляешь, поросят по классам выпустили. Семерых. И на спинах нарисовали номера. Один, два, четыре, пять, семь, восемь и девять.

— Погоди… — я хотел спросить, почему такая странная нумерация, а потом понял. И рассмеялся. — И долго искали третьего с шестым?

— Ага. До вечера почти. Зато потом Орлов забор красил. Не один, конечно. Он там за старшего, хотя Шувалов в жизни в том не признается.

— Они к твоей сестре сватались.

— Было. Только Алексей Михайлович им отказал.

— А они обиделись?

— Не думаю. Дело ж обычное, — Серега пожал плечами. А я вот смотрел. Троица.

Демидов возвышается над приятелями. Он если и меньше Тимохи, то ненамного. Широкоплечий, с виду неуклюжий, да только неуклюжесть обманчивая. Вон, движения какие текучие, плавные, что река.

Только каменная.

— Мама на всё это сватовство злится.

— Чего?

— Как бы… когда с Алексеем Михайловичем беда приключилась, то про нас будто все и забыли. Сразу стали шептаться, что это божье наказание, что, мол, она траур по отцу не выдержала. Брак этот без государева разрешения заключён был. И вовсе… — Серега опустил голову.

А вот Шувалов напротив, невысок и изящен. Прям образцовый аристократ выставочной породы. Хоть медаль на шею вешай за идеальный экстерьер. Но тоже по движениям ясно, что умеет он не только по дорожкам красиво вышагивать.

— Не то, чтобы навестить, хотя бы матушку, утешить, но даже открыток не присылали, с пожеланиями. А это вовсе уж нехорошо… а потом, ну… когда случилось, — Серега поёрзал и поинтересовался. — А ты знаешь, что случилось?

— По-моему, об этом вся империя знает.

— Это да… — он хихикнул. — Тогда-то и государь Алексея Михайловича совсем приблизил…

— И все сразу о вас вспомнили.

— Точно.

Орлов же на аристократа похож не больше, чем Метелька. Рожа рязанская, с хитроватым прищуром, который намекает как бы, что этому типчику доверять не след. Так ещё и волосы медным блеском отливают. Причём неравномерно. Одни прядки выгорели, другие тёмные, третьи этакими язычками пламени.

И сам он идёт, идёт, но слишком уж медленно движется эта троица. А потом Орлов то и дело срывается на быстрый шаг, обегая приятелей то с одной стороны, то с другой. Но главное, что движутся они прямо к беседке.

Случайность?

Тьма выползла и потянулась. А потом вдруг я увидел, как резко остановился Шувалов, выкинул руку, преграждая путь остальным.

— Назад, — я отдал команду, вбирая Тьму в себя. Взгляд Шувалова был устремлён на неё.

— … и вот теперь все желают породниться. Мне уже две дюжины невест предложили, причём некоторым — пятнадцать. Я ж когда вырасту, они состарятся! — это Серега произнёс с нескрываемым возмущением.

— Не боись. От невест мы тебя защитим, — Метелька качнул ногой.

Шувалов стоял на месте. Что-то сказал. Орлов мотнул головой и ответил. А вот Демидов, склонив голову, уставился на беседку.

— Скажи… а Шуваловы, они кто? Не охотники ведь?

Его сила была какой-то иной природы. И ведь была, хотя я и не чуял. Но Тьму он заметил.

— Нет, конечно, — Серега повернулся. — Некроманты.

— Ох… твою же ж, — вовремя спохватился Метелька и перекрестился. — Серьёзно?

— Так… да. Об этом же все знают. Только ты его не обзывай и вообще они не любят, когда об этом напоминают. Да и с Синодом у них сложные… взаимоотношения. Вообще со всеми сложные взаимоотношения. Они ж со смертью, считай, бок о бок постоянно. Ну и… а чего там?

— Можешь сказать, что мы тут? — спросил я. — А то ещё шмальнёт чем, некромантическим.

Потому что уж больно рожа у Шувалова была выразительной.

— Ты что! Использовать силу вне тренировочного зала запрещено! За это и выгнать могут…

— Всё одно, скажи.

Ибо думается, что одно дело — хулиганство, и совсем другое — тварь иного мира, на которой не написано, что она глубоко домашняя и в целом безобидная зверюга.

В общем, вариант «не бойтесь, она не кусается» тут не прокатит.

— Он тень мою заметил, — сказал я Сереге и тот кивнул. А потом высунулся из беседки и замахал рукой. — Эй, мы тут! Идите к нам!

Кто бы сомневался, что рыжий Орлов замахал в ответ. И действительно с грацией молодого лося, пробивающего себе путь в светлое будущее, ломанул к нам. Вот реально, как лось, через кусты и по газону.

— Никита! — вопль Шувалова распугал ворон. — Никита, стой!

— Спокойно! — я тоже выглянул. — Это… свои. Своё. В общем, не тронет.

И он понял.

По тому, как напряжение отступило. А та мутная категорически неприятная с виду погань, что обняла его руку, развеялась.

— Кто не тронет? — Орлов притормозил. — А чего вы прячетесь?

— Мы не прячемся, — ответил Метелька.

— Ага. Обед заглотили и сгинули!

— Они просто привыкли быстро есть, — Серега, кажется, обиделся. За нас. И поспешил пояснить. — На фабрике перерывы были короткие.

— А что они на фабрике делали? — уточнил Шувалов. Он приближался неспешно, исключительно по дорожке и на следы, оставленные Орловым, глядел с печалью человека цивилизованного, которому пришлось стать невольным свидетелем дикарской выходки.

— Работали, — Метелька вытащил из кармана ещё один сухарь и тотчас, устыдившись, спрятал.

— На фабрике? — Демидов наклонился и заглянул