class="p1">И в этом дремотном состоянии, на грани между сном и бодрствованием, Кирилл впервые не только боялся, но и ощущал внутри упрямство. Негромкое, но крепкое, как стальной гвоздь:
“Я выживу. Как бы вы, скалы, ни смотрели на меня, как бы этот мир ни ждал. Я не сдамся. Я буду жить.”
И с этой мыслью он закрыл глаза окончательно. Огонь всё ещё плясал рядом, а за пределами пещеры ночь шумела и дышала, но теперь не была врагом.
………..
Утро пришло не мягко и ласково, как на Земле, а сурово – будто весь мир проверял: выстоял ли он первую ночь. Кирилл проснулся от того, что костёр уже почти догорел. В углях теплилось красное свечение, и слабый дымок всё ещё клубился к выходу из пещеры.
Он сел, потянулся, и впервые за эти дни почувствовал себя… Не свежим, но собранным. Словно ночной сон, огонь и горячая пища дали ему опору, маленький корень, за который можно держаться. Мир всё ещё был чужим и опасным, но в груди больше не бушевала паника. Было тяжёлое, упрямое спокойствие:
“Я жив… И я смогу…”
Сначала он подошёл к ручью – умыться, напиться. Вода обожгла свежестью, разбудила тело окончательно. Кирилл рассматривал собственное отражение в глади и почти не узнавал себя. Лицо парня осунулось. Глаза горели лихорадочным блеском. Но это всё ещё был он.
Он вернулся в пещеру и задумался. Теперь ему нужно оружие. Палки и камни – хорошо, но ненадёжно. Вчерашняя змея – случайная удача, но в этом мире есть твари куда крупнее и страшнее. Даже мысли о них заставляли кожу холодеть. Нужно хоть что-то, чем можно защищаться.
И эта мысль оказалась пророческой. Едва он отошёл от ручья, вдалеке раздался рёв – глухой, тяжёлый, словно грохот камней. Кирилл пригнулся и осторожно двинулся в сторону, откуда шёл звук, скрываясь за выступами. И вдруг увидел.
На каменной площадке, словно на арене, сцепились два существа. Первое – огромное, тяжёлое, похоже на варана, только выше человека, с мощным хвостом и когтями, сверкающими в лучах утреннего солнца. Второе… Кирилл с трудом узнал в нём оленя. Но этот олень был больше любой земной лося, с рогами, сиявшими голубыми линиями – теми самыми узорами, которые он уже видел в скалах.
Сражение было не просто дракой. Каждое движение оленя сопровождалось вспышками этих световых линий, словно энергия текла по его телу. Он уворачивался, бил рогами – и каждый удар отзывался гулким звоном, будто в воздухе играла струна. Ящер тоже использовал что-то похожее на силу. Его когти оставляли светящиеся борозды на камнях, а хвост, ударяя о землю, вызывал дрожь, словно маленькое землетрясение.
Кирилл застыл, забыв дышать. Он видел бой, в котором переплетались плоть, сила и… магия. Настоящая, ощутимая. И вдруг понял, что здесь даже животные были её носителями. Здесь магия была не чем-то отдельным, а частью самой природы.
Схватка была короткой, но жестокой. Олень одним стремительным рывком поддел рогами ящера, словно вбил в него молнию. Существо рухнуло, затрепетало и замерло. Победитель же, не задерживаясь, ускакал, оставив после себя лишь следы на камне и дрожь в воздухе.
Кирилл медленно приблизился к останкам. Сердце колотилось, но страх отступил перед голодной, упрямой практичностью. Это был шанс. Огромный кусок мяса, кожа, кости. Всё это могло стать ресурсами.
Он присел рядом, разглядывая тушу. Шкура была толстой, чешуйчатой, переливалась тусклым зеленоватым блеском. Почти как броня. Если её удастся снять, обработать – можно сделать одежду, защиту. Прадед когда-то рассказывал, как снимать и сушить шкуру зверя, чтобы она не сгнила. Но то был заяц или лиса. А тут – тварь, которой место в кошмарах.
Он быстро нашёл острый камень, каким уже пользовался, и осторожно провёл им вдоль брюха убитой твари. Хотя эта кожа поддалась с значительным трудом. Под ней сочилось тепло, запах ударил в нос резкий, тошнотворный. Кирилл сглотнул, но не остановился.
Сначала мясо. Его надо отрезать, пусть и немного, для еды. Остальное можно будет подвесить сушиться. Потом кожа – если снять аккуратно, может пригодиться. Главное – не дать пропасть тому, что может спасти жизнь.
Каждое движение требовало усилия. Камень соскальзывал, руки дрожали, но он работал. В голове звучал голос прадеда:
“Не выбрасывай. В лесу всё пригодится.”
И Кирилл понимал – сейчас он живёт именно так, как жил его предок. Только лес этот был чужим, страшным, но всё же – лесом. А скалы – скалами…
И в какой-то момент, когда он поднял отрезанный кусок мяса, кровь капнула на камень. И светящиеся узоры, что ещё теплились на теле ящера, дрогнули. Будто само существо не до конца отпустило жизнь.
Заметив всё это, Кирилл застыл на месте. В голове парня тут же вспыхнула мысль о том, а можно ли использовать это?
Парень осторожно опустился на колени возле поверженного ящера-переростка. Земля под телом существа ещё хранила остаточное тепло, будто сама пропиталась его жизнью. Труп был тяжёлым, массивным, покрытым толстой чешуёй, которая уже начала отдавать запах сырой крови и чего-то пряного, едва уловимого – словно в ней ещё теплился чужой огонь.
Он достал тот самый камень с острым сколом, которым уже пользовался ночью, и медленно, с усилием, стал надрезать шкуру. Чешуя не поддавалась – каждый её пласт был как тонкая кость, звонкая и упругая. Ладонь соскальзывала, и вскоре он уже ощущал жжение от царапин и свежей крови на пальцах. Но настырность парня всё же брала верх. Сантиметр за сантиметром он находил тонкие промежутки между пластинами, вдавливал острый камень внутрь, раздвигал чешую, словно ломал замок.
И тогда он впервые заметил, что по телу существа шёл странный, почти не видимый свет. Не ровный, а будто живой – переливающийся, слабо пульсирующий. Казалось, что сама шкура “сопротивляется”, не желая отдаваться в руки чужака. У Кирилла по спине пробежали мурашки. Так как он вдруг понял, что магия – это не просто что-то внешнее, а часть самой плоти этого мира. Даже после смерти зверя она оставалась, цеплялась, как запах дыма, как отголосок дыхания.
Он заставил себя продолжать, и наконец первый кусок кожи с мясом поддался. Кирилл аккуратно стянул его, стараясь не порвать. В этот момент странное чувство усилилось. Будто вместе с тяжёлым, липким куском он держит в руках и что-то иное – нечто невидимое, но ощутимое. Шкура была плотная, гибкая, и он сразу понял, что из неё можно сделать защиту, ремни, перевязи. Она держала в себе силу, словно