– Идет! – выдохнул Виленский, которому и самому, наверное, надоело «ждать и догонять».

«Идет…»

Она подошла к окну и увидела, как вышедший на крыльцо бывшей школы Себастиан фон Шаунбург надевает шляпу.

– Отбой…

* * *

«Мистика какая-то…»

Выстрел, выстрел, словно над ухом ломают сухие толстые ветви, и еще один…

Ба-бах!

– Вы в порядке, Кайзерина? – спросила по-немецки Герда. В ее голосе звучит тревога, а грассирует она так, что мороз по коже.

«В порядке? А черт его знает!»

Где сейчас лихая носила Баста, знал лишь бог, да, может быть, гестаповское руководство. Последний привет – «Тьфу, тьфу, тьфу! Не последний, а последний по времени» – долетел откуда-то с юга, чуть ли не из ставки самого Франко или Мола, или еще кого-то из этой «многообещающей» компании. Однако в результате она снова здесь, хотя и не должна бы. Но сердцу не прикажешь, и потом «однова живем», и все такое…

Прилетели из Франции пять дней назад. Она, Герда и любовник Герды Роберт Капа[6]…

На аэродроме Прата – всего в десяти километрах от Барселоны – дым стоял коромыслом и в прямом и в переносном смысле. Что-то горело на краю взлетного поля, и над «этим чем-то» клубился густой черный дым и летел – стелясь над желтой сухой травой – жирный чад. То ли их бомбили – кто, интересно? – то ли лоялисты сами запалили один из своих аэропланов в неразберихе и общем бардаке, царившем здесь. Не поймешь, что у них тут приключилось, но на поле смешались вместе гражданские и военные самолеты, машины и люди, и вдобавок – какие-то конные повозки. Было жарко, душно, шумно и отвратительно воняло сгоревшим бензином.

– Пойдемте в штаб! – предложил по-французски встречавший их офицер-летчик. – Я представлю вас полковнику Сандино.

Фелипе Сандино – каталонский военный министр, а по совместительству еще и командующий ВВС – большая шишка. В штабе сидели, стояли и бродили пилоты, пили кофе и что-то еще – возможно, и покрепче, чем лимонад – курили, разговаривали друг с другом, рассматривали карты, в общем, занимались множеством разнообразных и зачастую непонятных постороннему дел. А между ними расхаживал невысокий седой человек в синей блузе с закатанными рукавами и пытался – впрочем, похоже, без видимого успеха – вникнуть во все эти многочисленные дела…

Капа фотографировал, Герда тоже. Оба они были воодушевлены необычайно, переживая нечто похожее на экстаз, но Кайзерине все это было не сильно интересно. Она ожила лишь тогда, когда их доставили в отель. Вот здесь было действительно интересно. Отель «Ориенте» на Рамблас-де-лас-Флорес по-настоящему дорогой и фешенебельный. Но в вестибюле, рядом с портье в шитом золотом сюртуке, болталась вооруженная охрана, присланная реквизировавшим гостиницу профсоюзом. А в ресторане, рядом с сервированным хрусталем и серебром столом, за которым «пировали» Кайзерина и ее новые друзья, шумно выпивали простые рабочие парни, перепоясанные пулеметными лентами наподобие незабываемого матроса Железнякова из «Ленина в Октябре»…

* * *

– Вы в порядке, Кайзерина? – спросила по-немецки Герда. В ее голосе звучала тревога, а грассировала она так, что мороз по коже.

«В порядке? А черт его знает!»

– Вполне, – улыбнулась Ольга. – Извините, Герда, задумалась.

– Завтра мы едем в Мадрид, – сказала Герда, в глазах у нее недоверие боролось с презрением. – Русские тоже едут, и этот американец… Как его? Присоединитесь?

Американцем был, как ни странно, Хемингуэй, а русскими – Кольцов и Роман Кармен. По первости у нее от неожиданности чуть родимчик не приключился. Вот вроде бы не первый случай и пора бы привыкнуть, но каждый раз, как в первый!

– Поедем, – почти равнодушно пожала в ответ плечами Кайзерина. Она «все еще витала где-то там»… Образ был почти родной, только чуть меньше «золота и бриллиантов», а алкоголь и все прочее как всегда, как везде…

– Поедем, – согласилась она, одарив Герду туманным взглядом – Почему бы и нет? Я здесь уже все видела…

Видела… Купалась голая при луне – Герда тоже едва не соблазнилась, но революционная сознательность ее удержала – пила горькую с руководством ФАИ в отеле «Риц», превратившемся в штаб анархистов, и в отеле «Колумб». Провела почти целый день, общаясь с социалистами, как ей показалось куда более вменяемыми, чем анархисты, но слишком пресными, правильными. В общем, на отсутствие разнообразия грех жаловаться. Коммунисты-сталинисты, поумовцы-троцкисты, какие-то заумные левые христиане… В Барселоне – жарко, накурено, как в кабаке, и шумно. По ночам стреляют. В Каталонии неспокойно, и в столице провинции каждый день по центральным улицам кортежи грузовиков везут на кладбище погибших. Кайзерина посетила одну церемонию, постояла, послушала речи на малопонятном ей языке и решила, что следующий визит нанесет к Святому Семейству. Она так и поступила, и не разочаровалась.

А вообще, если не считать «войны и мора», жить в Барселоне неплохо. Еды пока хватает, вина – хоть залейся, и масса брутального вида мужиков, и некоторые из них, например, тот же Хемингуэй или Гарсиа Оливер, таковыми не только числятся… Впрочем, они интересовали Ольгу лишь в качестве статистов. Короля играет свита, красивую женщину – правильные мужчины. Но был правильным или не был, кабальеро командующий каталонской милицией Оливер: смуглый и кинематографически-мужественно (даже шрам на лице имелся!) красивый, все равно этот испанский мачо успел смертельно надоесть и Кайзерине, и Ольге. Надоели его приставания, утомляли громогласные разглагольствования, из которых выходило, что воюют, по сути, одни анархисты, а коммунисты им только мешают. Возможно и так, но это не повод для назойливости; Ольга была рада покинуть Барселону, пусть даже и с Хемингуэем. В конце концов, Эрнест много интереснее бравого анархиста и воспитан куда лучше: единожды получив по рукам, в постель «австриячки» больше не лез. Угомонился, переключившись на кого-то еще. Лишь изредка – под пьяное настроение – раздевал ее яростным взглядом. Но молча и издалека, а это и не преступление вовсе, а так – баловство инстинкта.

– Поедем, – согласилась Кайзерина, чуть морщась от запаха сгоревшего пороха. – Почему бы и нет? Я здесь уже все видела…

И они уехали.

Анархисты выделили троих вооруженных бойцов и два огромных роскошных автомобиля, наверняка реквизировали у местных каталонских буржуев. И уже на следующий день они всей компанией – Герда и Капа, Кайзерина и Эрнест, и трое русских (Кольцов, Кармен и простоватый, но с опасным выражением глаз дяденька, изображающий из себя журналиста) выехали в Мадрид.

Хроника событий

6 сентября 1936 года: в СССР учреждено почетное звание «Народный артист СССР». Первыми его удостоились К. С. Станиславский, В. И. Немирович-Данченко,