Её спутник, интеллигентный мужчина в очках, поспешил согласиться, нервно поправляя галстук:

– Абсолютно с вами согласен, Елена Васильевна! Сюжет великолепен, хотя некоторые сцены, конечно, заставляют… хм… задуматься о вопросах этики и морали, – добавил он неуверенно, опасаясь осуждения за консерватизм.

В другой группе обсуждали первый номер:

– Ваня и Дуняша как символ рабочего класса неподражаемы! Вот именно так и надо воспитывать сознательность масс – через искусство, доступное и близкое сердцу советского труженика!

– И какая искренность! – поддержал пожилой партийный деятель, оглядываясь по сторонам и нервно улыбаясь. – Без западного лоска, по-нашему, по-простому. Это подкупает.

Алексей, незаметно примостившись у колонны, слушал обсуждение с каменным лицом, хотя внутри его душил смех, грозя прорваться наружу и дискредитировать всю конспирацию мероприятия. Он методично фиксировал детали, отмечая, кто был доволен, кто ошеломлён, а кто нервничал так, словно уже слышал сирены милиции.

Наконец, Михаил вышел к зрителям, изобразив на лице скромность скульптора, чьё творение только что высоко оценили члены Союза художников. Он подходил к наиболее влиятельным гостям, мягко уточняя их мнение:

– Ну как, товарищи? Наше скромное представление оправдало ваши ожидания?

– Михаил, дорогой, это превзошло все ожидания! Некоторые товарищи теперь вместо отчётов в горком будут писать сценарии, а супруги благодарить вас лично – горячо ответил толстяк, активно жестикулируя и чуть не проливая коньяк на лацкан пиджака. – Мы обязаны продолжать такие мероприятия. Я лично приведу несколько совершенно надёжных товарищей, им очень понравится!

Другие гости энергично закивали, кто-то добавил:

– Да-да, это должно стать регулярным культурным событием! Можно даже подвести теоретическую базу – культурный обмен, эстетическое просвещение… Нельзя же постоянно ходить только на «Лебединое озеро»!

Среди общего возбуждения Михаил вдруг заметил человека, явно выбивающегося из общей атмосферы. Высокий, худощавый мужчина в сером, ничем не примечательном костюме стоял отдельно от всех и внимательно наблюдал за гостями, не притрагиваясь ни к спиртному, ни к сигаретам. Он молчал, но его глаза фиксировали каждую деталь – от жестов до лиц гостей.

Сердце Михаила ёкнуло. В груди всколыхнулась тревога: ему стало неуютно, будто на семейном празднике вдруг появился чужак, пришедший не веселиться, а холодно фиксировать происходящее.

Не меняя выражения лица, Михаил приблизился к Алексею и негромко, чуть улыбаясь, произнёс:

– Лёша, кажется, у нас незапланированная проверка. Видишь мужчину в сером костюме возле двери? Узнай, кто это. Только аккуратно.

Алексей медленно повернул голову, бросил взгляд и спокойно ответил:

– Понял. Проверю списки ещё раз. Но его я точно не помню.

Пока Алексей осторожно перелистывал страницы блокнота, Михаил продолжал поддерживать беседу с гостями, искусно скрывая беспокойство за безупречной улыбкой и слегка напряжёнными шутками:

– Конечно, товарищи, мы будем расширять программу. У меня уже есть идеи, как разнообразить репертуар. Главное, чтобы вас не смущала небольшая нотка откровенности…

– Да что вы, Михаил! – ответила с жаром женщина с высоким партийным значком на платье. – Это как раз то, чего нам всем так не хватает в обычной жизни! Поверьте, у нас от «моральной чистоты» уже аллергия началась!

Михаил, смеясь вместе с ней, внутренне напрягся. Алексей подошёл тихо и почти не шевеля губами прошептал:

– Его нет в списке, Миша. Это кто-то чужой. Либо ошибка, либо…

– Либо это кто-то, отвечающий за мораль, – тихо заключил Михаил. – Продолжай наблюдение, только аккуратно.

Внутри кольнул холодок: всё шло слишком гладко, чтобы продолжаться вечно. Но внешне Михаил не выдал себя ничем – с улыбкой подливал гостям коньяк и раздавал комплименты, хотя тревога изнутри медленно точила его нервы.

Когда последний гость, махнув рукой и довольно причмокнув от выпитого, наконец скрылся за дверью цирка, Михаил позволил себе выдохнуть и расслабить плечи, ставшие за вечер твёрдыми, как бюст Ленина в горкоме. Навстречу уже шагал Алексей, прижимая блокнот к груди, словно партбилет на проверке.

– Миша, по-моему, всё прошло лучше, чем мы ожидали, – осторожно начал Алексей, оглядываясь, будто опасался, что гость в сером костюме ещё прячется за гимнастическим снарядом. – Народ доволен. Некоторые, кажется, впервые за много лет вспомнили, что они живы и способны удивляться.

– Это точно, – фыркнул подошедший Сергей, держа металлическую коробочку с плёнкой и выражением человека, которому доверили ключи от партийного буфета. – Я слышал, как генерал шептал соседу, что после показа впервые за десять лет захотел сходить домой к жене и сразу взять недельный отпуск.

Все трое прыснули смехом, забыв на мгновение о тревоге. Михаил махнул рукой, приглашая друзей в небольшую комнату за ареной, бывшую когда-то гардеробной артистов, а теперь превращённую в импровизированный штаб. Помещение пахло пылью, старыми костюмами и советским лаком – смесью ароматов, напоминающих Михаилу подвалы школьных театров и детство, ушедшее вместе с первой сигаретой и вторым поцелуем.

Усевшись на деревянные стулья с осторожностью, будто боялись разбудить духов бывших цирковых звёзд, мужчины замолчали. Первым заговорил Михаил, медленно потирая подбородок, словно режиссёр, обдумывающий новую постановку:

– Друзья, несмотря на сложности, вечер удался на славу. Судя по глазам гостей, многим это заменило пятилетний курс в партийном санатории.

– Точно, – кивнул Алексей, листая блокнот. – В списке теперь минимум десять новых клиентов, готовых регулярно ходить и приводить знакомых. Правда, я напрягся, когда ты сказал про подозрительного типа. Его у меня в списке не оказалось.

– Это хуже всего, – нахмурился Михаил. – Он выглядел не случайным любопытным, а специально подготовленным наблюдателем. Такое соседство беспокоит больше, чем очередной пьяный замминистра, предлагающий снять эротическую драму на территории райкома.

Сергей усмехнулся, иронично глядя на коробку с плёнкой:

– Замминистра явно переоценил свои актёрские способности, изображая сознательного гражданина. Но плёнка в безопасности. Будет распространяться только среди клиентов, лично одобренных покровителем со Старой площади. Так что «Любовь на трапеции» останется секретом ровно настолько, насколько это возможно в нашей стране победившего социализма.

– Отлично, – Михаил кивнул. – Но после сегодняшнего контроль надо ужесточить. В следующий раз гостей будет меньше, и проверять их будем трижды: сначала ты, потом Олег Брониславович, затем снова ты – на случай, если кого-то пропустили.

Алексей с притворной усталостью закатил глаза:

– Миша, после такой проверки нас можно официально признать филиалом Бюро пропусков КГБ. Но ты прав. Сегодня же ночью сообщу Олегу Брониславовичу про нашего гостя-невидимку. Пусть его люди разбираются, откуда взялся неучтённый товарищ. И ещё – добавим пару человек на вход. Серёга мог бы перестать изображать незаметного оператора и стать серьёзным лицом со списком.

Но тот лишь протестующе замахал руками:

– Нет, господа, моя задача – творчество. Я готов делать записи, монтировать и показывать, но ставить крест на операторской карьере