тогда, когда нам по прихоти судьбы пришлось второй раз покинуть собственные дома. Именно я сумел договориться с Сенешалем о том, чтобы мы могли поселиться здесь. И после вы сами выбрали меня своим головой, потому что знали — я не предам ваше доверие. Так почему вы вдруг решили, что я предам его именно сейчас? Разве я давал хоть один повод в себе усомниться.
— Верно говорит! — закричали в толпе.
— Не давал! Не было такого!
— А как же кузнец? А Ульрих? А семья Хавеля? Они выступили против… и…
— В лесу пропадает много людей! Ты не можешь винить…
— Он всё равно должен был обсудить с городским советом, прежде чем принимать решение!
— Да пока совет хоть что-то решит, эти упыри всех нас порешат!
Гомон толпы разобрать становилось всё труднее. Слишком много глоток сотрясали воздух, пытаясь донести своё мнение до всех остальных. Это было даже немного забавно. Каждый кричавший пытался убедить в своей правоте других собравшихся, но при этом слышать готов был лишь себя самого. Причина, по которой город с населением почти в тысячу человек лёг под небольшую и не слишком то боеспособную банду, представала перед нами во всей своей красе.
— Люди! — вновь воззвал с помоста Отон, — Если мы будем собачиться друг с другом, нас всех перебьют поодиночке. Нужно решать сейчас. Мы готовы дать отпор упырям? Готовы призвать церковь себе на подмогу? Или мы снова устроим свару и дадим злу пить из нас кровь?
Толпа загудела. В основном одобрительно. Похоже, своими речами он сумел склонить мнение людей в свою сторону. Он выстроил иллюзию. Простенький воздушный замок, где есть плохие парни, в нашем лице, и есть хорошие в лице храмовников. Теперь настало время этот самый замок разбить. Разбить так, чтобы ни одна скотина не смогла бы возвести его вновь.
— Бернард, пора. Три десятки идут со мной в толпу. Прочие — остаются с телегами и стерегут пленников. Выведут их по моему сигналу. Если Хавель вернётся до конца представления, тоже проводите его к помосту. Думается мне, местные его словам насчёт губернатора, поверят куда охотнее, чем моим. И мешки с головами прихватите.
Ещё одна ошибка. Надо было взять проводником кого-нибудь из местных, а охотника оставить при себе. И когда я уже о таких вещах научусь думать заранее? Надеюсь, до того момента, когда парни решат, что ошиблись с выбором капитана.
— Ларс, Деннек, Брандон — постройте десятки, — скомандовал Бернард, — Эльм, Жак. Вы тоже. Но ждите команды. По сигналу выводите пленных на центр площади.
Отряд пришёл в движение. На выполнение всех приказов у парней ушло не больше десяти секунд. Хорошо сержант их намуштровал. Прямо-таки любо-дорого посмотреть. А лучше — перенять у него эту науку по мере возможности. Кто знает, как в будущем нас раскидает судьба.
— Рог, — скомандовал я, тронув поводья своего коня. В следующую секунду гомон толпы утонул в тяжелом, заунывном вое, прокатившимся над площадью. Не таким громким, как обычно. Тур отказался участвовать в представлении даже в своей обычной роли, поэтому её на себя взял Ольрих. Но даже этого хватило, чтобы заставить толпу замолчать и повернуться в нашу сторону.
Мы с Айлин и Бернардом въехали на главную площадь. За нами, чеканя шаг, маршировали три десятка бойцов. Толпа расступалась. Раздавалась в стороны, словно масло, через которое проходил раскалённый добела нож. В глазах людей читался страх. Первобытный ужас. Будто бы они увидели собственную смерть, которая неотвратимо приближалась к ним.
С моих губ не сходила хищная ухмылка. Оно и неудивительно. Видок у нас был ещё тот. Слегка потрёпанные, с ног до головы увешанные железом и перемазанные в чужой крови, которая успела засохнуть и схватиться тёмными пятнами на одежде. Там, в логове бандитов отмываться было некогда. Сейчас же она дала людям лишнюю пищу для размышлений.
Губернатор завидев нас замолчал и начал резко бледнеть. Начали подгибаться колени. Пальцы судорожно вцепились в ворот кафтана, словно бы тот превратился в петлю, обвившую шею толстяка. Подбородок нервно задрожал. Вместе с ним затряслись и одутловатые щёки. Он оглянулся ища поддержки у тех, кто ещё секунду назад стоял на помосте за его спиной с оружием наготове. И не увидел их. Завидев нас, кметы попятились, спрыгнули вниз и скрылись в толпе. Драться за Отона они были готовы лишь со своими соседями.
— В-в-в-от они… — Губернатор ткнул в нашу сторону пальцем и хотел было что-то сказать, но вместо этого выдавил из своей глотки лишь невнятный, сдавленный хрип. От страха он забыл все слова.
Окруженные тяжелой, напряженной тишиной, мы подъехали к помосту. Те парни, которые не тащили мешки с головами, тут же принялись выстраиваться у его основания, формируя оцепление, отделявшее нас от толпы. Ещё один остался с лошадьми. Остальные полезли вместе с нами на помост. Толпа молча сверлила нас сотнями взглядов.
Вскарабкавшись на досчатый настил, я неторопливой, немного вальяжной походкой подошёл к трясущемуся губернатору. Замер на несколько мгновений, пристально глядя ему в глаза. Там, так же как и у кметов внизу, плескался первобытный ужас. Я мрачно ухмыльнулся и ободряюще хлопнул ублюдка по плечу. Тот вздрогнул, подавившись собственным криком. А в следующий миг запах страха, исходивший от него, перестал быть метафорой. По пурпурной ткани штанов, с трудом натянутых на массивное брюхо, начало стремительно расползаться тёмное пятно. Он обмочился.
Парни, заметившие это тут же начали ржать. По толпе крестьян тоже волнами побежали сдавленные смешки. Губернатора любили далеко не все. Я жестом приказал им замолчать и не портить представление. Потом нахохочутся. По дороге назад. Затем взял почти пустой мешок из рук сопровождавшего меня бойца и повернулся к притихшей толпе.
Запустил в мешок руку, мысленно жалея о том, что боги не наградили Когтя внушительной шевелюрой. Нащупал холодное, покрытое посмертной испариной ухо и вытащил голову наружу. Толпа ахнула. Ублюдка многие знали в лицо. А те, кто не знали, почти сразу поняли, чью именно голову им показывают. Но, судя по смятению, отразившемуся на лицах, люди просто не могли принять тот факт, что говнюк, много лет терроризировавший город, наконец-то убит.
— Коготь мёртв, — громко произнёс я, пытаясь донести до людей одну простую мысль: «Кошмар закончился». Донести и чётко связать её с образом нашего отряда, — Все его парни тоже. Больше никто не придёт к вам и не потребует платы в обмен на вашу жизнь и