волосам и улыбнулся одновременно торжествующе и виновато:
— Вы теперь герой, барон Дубов! Наслаждайтесь…
А меня аж перекосило. И глаз задёргался, стоило ещё раз на пёструю толпу внизу глянуть. Ужас, короче.
— Пока, папочка! — Княжна, одетая в лёгкое не по погоде пальто с милым голубым шарфиком и чепчиком, привстала на цыпочки и поцеловала князя в щёку. — Рада была повидаться!
— Да, Ваша Светлость, мы рады были повидаться, — одними губами улыбнулся я князю и приобнял его дочь за талию чуть ниже, чем положено по приличиям, когда настала пора спускаться по трапу.
Пусть у него теперь глаз дёргается.
Папарацци и в самом деле оказались настоящими падальщиками. Лезли фотоаппаратами в лицо, стреляли своими вспышками так, что в глазах рябило, и спрашивали, спрашивали, спрашивали… Их вопросы слились в какой-то монотонный гул, похожий на ор чаек. Пришлось их как следует припугнуть, что если не отвалят, то я решу, что они на меня нападают. Чтобы получилось доходчиво, послал Альфачика порычать. Лютоволк отвёл душеньку. Рыкнул так, что у некоторых сорвало шляпы, а первый ряд забрызгало слюной. Красота! Смыло почти всех!
Кроме одного…
— Барон Дубов, барон Дубов, — подпрыгивал мерзкий мужичок со скабрезной ухмылочкой и фотоаппаратом в руках, — правда ли, что лично вы расстреляли миллион османских граждан и изнасиловали два миллиона османок?
— Чего-о-о⁈ — хором офигели мы все.
Это что ещё за агент иностранного влияния?
— Ау? — склонил голову набок Альфачик, сев на задницу.
А журналист продолжал. Ещё и постоянно вспышкой тыкал в лицо.
— Или это были не лично вы, барон Дубов? Я пишу статьи для газет «Медуза Горгона» и «Свобода Империи». Самые правдивые и честные газеты! Ваше интервью прочтут сотни тысяч читателей!
— Не надо, Коля, — обхватила мою руку графиня Вдовина. — Эти газеты читают или умственно отсталые, или калеки. Что, впрочем, одно и то же.
— Да я и не собирался… — начал было я, внутренне закипая, но этот хрен меня перебил:
— Правда ли, что вы обесчестили княжну Онежскую ещё не будучи бароном? И её распутство бросило тень на род, поэтому Светлейший князь отрёкся от дочери?
— Мудак, я вообще-то здесь стою! Как ты смеешь! — взбесилась Василиса, превращаясь в ледяную фурию.
Идиот защёлкал вспышкой, выкрикивая:
— Княжна Онежская угрожает журналисту! Княжна Онежская…
Но тут я схватил его за горло и поднял в воздух.
— Ещё хоть слово, и я из тебя всю душу вытрясу… — прорычал, впечатав его в стену академии рядом с входной дверью.
— Горячие новости… — хрипел он, пытаясь вырваться и суча ногами по стене. При этом умудрился опять поджечь вспышку. — Барон Дубов избил журналиста!
— Я твою вспышку сейчас тебе в задний проход затолкаю!
— Барон Дубов… изнасиловал журналиста! Барон Дубов… хр-р-р…
Боже, да он сам умственно отсталый! И читают его газеты тоже такие же… Я отпустил его, а он остался висеть, пригвожденный к стене за горло чёрной паутиной. Моей паутиной. Вдруг на него снова полетела паутина — на этот раз белая. И вскоре вместо журналиста на стене висел кокон, из которого только голова торчала да перегоревшая вспышка.
— Повиси-ка тут, честный ты наш… — хмыкнул я и пошёл мимо, бросив через плечо: — Спасибо, Гоша. Жаль, что паутина через пару часов растает.
Княжна вернула себе обычный облик и, тоже проходя мимо, коснулась рукой паутины.
— Через дюжину часов… — сказала она, довольно улыбаясь.
Хмыкнув, вошёл под крышу академии, в её просторный холл. А там нас ждали другие студенты. Много студентов! И учителя вместе директором. И все хлопали нам, поздравляли нас, а мы купались в лучах славы. Ну как купались… Шли, пожимая руки, смущённо улыбаясь и благодаря за тёплые слова. Лично я хотел убраться отсюда поскорее. Не люблю всё вот это вот. Если к тебе проявляют много внимания, то жди беды. Так оно обычно бывает. А я только выбрался из одной проблемы и очень не хочу, чтобы новая проблема нашла меня.
Зато узнали немного новостей. Когда мы только пропали, военные сборы сначала хотели отменить, но всё же продолжили. Видимо, рассудили, что никто не застрахован от внезапной войны, поэтому надо подготовить студентов лучше. И их подготовили. Ужесточили программу тренировок даже для самых родовитых и богатых. А те и не протестовали. Наш пример оказался очень наглядным. А теперь тем более.
Прорвавшись сквозь толпу (даже Альфачику досталась порция восхищения, от которой Гоша спрятался на высоком потолке), добрались до лестницы и разошлись по своим комнатам. Всем хотелось просто отдохнуть. А мне — ещё и побыть в одиночестве. После всех этих журналистов и поздравляющих студентов в ушах звенело.
Но, как обычно, ничего не вышло. Едва подойдя к дверям своих комнат на последнем этаже, ощутил внутри чужое присутствие. А незваных гостей я не люблю. Может, сперва войдёт ослепляющее зелье, и только потом я?
В руке появилась склянка с мутной серой жидкостью.
— Не стоит этого делать, Дубов, — сказали знакомым голосом из-за двери.
Зараза… И как он меня заметил? А… Точно. Я же не прятал свою ауру.
Повернув ручку двери, вошёл. Внутри сидело несколько человек в чёрной форме Канцелярии. Трое мужчин и девушка. Двоих гостей я знал. Одного, кажется, видел прежде. Худого и измождённого парня с тёмными волосами и сильными кругами под глазами. И… он спал сидя. Второго видел впервые. Лет сорока, русоволосый, с трёхдневной щетиной и высокомерным выражением угловатого лица.
— Макс, ты же знаешь, что я не люблю незваных гостей, — сказал, войдя. — Особенно таких, которые сами вламываются ко мне, сами наливают себе выпить…
И сами осматривают мои апартаменты, пока меня нет дома. Если Билибин и не знал о Мите, то точно догадывался о чём-то. Нехорошо это…
— А-а, — покачал головой герцог Билибин, сидя в одном из кресел и качая в руке бокал с коньяком. — Это я принёс собой. Позволь вопрос, что ты держишь в руке, Николай?
Я разжал кулак, в котором всё ещё лежала склянка.
— Ослепляющее зелье, — приподнявшись, увидел герцог. — Марфа, с тебя двадцатка.
— Чёрт! — ругнулась графиня Кремницкая и отдала деньги довольному Билибину.
— Я же говорил… — торжествовал он. — Дубов, у нас к тебе пара вопросов об исчезновении тринадцатого взвода…
— Ага, обязательно на них отвечу, как только вы все выйдете и зайдёте нормально, — ответил ему, приоткрыв дверь.
— Да как ты смеешь, выскочка! — вскочил с дивана тот второй, которого я не знал. — Мы — служащие Имперской Канцелярии, твоя обязанность — помогать нам во всём!
Я приподнял бровь, глядя на этого придурка. Он ещё и ауру выпустил, думая, что может мне угрожать. Тогда я