– Могу сказать то же и о тебе.

Вот бы его отец не предавался излишествам в еде, выпивке и женщинах и прожил подольше! Похоже, Селим стал воплощением умеренности, которой так не хватало шаху Джалялю, да упокоит Лат его душу.

Он поставил тарелку на стол.

– Ячменной бражки?

– Эту привычку я тоже бросил.

– Кальянчик? – Он ухмыльнулся и ткнул в меня пальцем.

Я покачал головой:

– Мои извинения, ваше величество. Я стал скучным человеком.

– Значит, мы оба избрали этот путь.

– Тоже из-за женщины?

Я мало знал о его жизни внутри гарема.

– Нет, – покачал головой Селим. – Я люблю своих женщин, но меня призывает становиться лучше вера. И в некотором роде именно она заставила пригласить тебя.

Он жестом позвал меня сесть на диван.

Я повиновался, и он сел рядом со мной.

– Время пришло, Кева. Время сделать то, что не удалось моему отцу. Завоевать Гиперион и покорить нечестивую империю Крестес. Ты нужен мне.

Я поежился от этих слов.

– Ваше величество, воистину это прекрасная мечта. – Я вспомнил кровавые бойни во время осад Цесары и Растергана. Вонючие тела, сваленные в кучи высотой с башню. Ямы, заполненные горящими лошадьми и криками. Я изо всех сил постарался зарыть эти воспоминания поглубже. – Эти десять лет, с тех пор как ты унаследовал престол… Я никогда не видел, чтобы базары так изобиловали щедрыми дарами земли. Люди поют тебе хвалу в святилищах. Завоевание Крестеса принесет великую награду, но поражение в их землях может означать и полное разорение.

Селим подпер подбородок унизанной кольцами рукой.

– Если мы не придем к ним, они придут к нам. Ты слышал, что случилось в Гиперионе?

Меня не интересовали чужие земли. Я был слишком занят чтением поэзии и поэтому покачал головой и признал свое невежество.

– Глашатаи объявят завтра утром, перед молитвой. Императора Ираклиуса ослепили, вырвали язык и отослали в монастырь в Никсосе. С его сыном и наследником Алексиосом поступили не столь милосердно – его выпотрошили и повесили тело на воротах Высокого замка. А потом перебили всех его кузенов и изнасиловали женщин. В бойне выжила только пятнадцатилетняя внучка Ираклиуса. – Он придвинулся ближе к моему уху. – Она сбежала и сейчас здесь, в безопасности. Последний представитель рода Сатурнусов.

Новости лишили меня дара речи. Как бы мы ни презирали Ираклиуса и его семью, мы и уважали их в равной мере, хотя бы за стойкость и непокорность в борьбе с нашим могуществом.

Мальчик-слуга принес на золотом подносе розовой воды с гранатами. Напиток был сладкий, но не настолько, как халва, поэтому мы оба взяли чаши. Когда мальчик ушел, Селим закрыл дверь и вернулся ко мне.

– Кто несет ответственность за это безумие? – спросил я.

– Если верить внучке, знатные семьи Крестеса разработали этот план вместе с высокопоставленными епископами этосианской церкви и патриархом Лазарем. Новым императором стал бывший великий герцог Роун из Семпуриса. И первым делом он разорвал договор о мире и дружбе, который я заключил с Ираклиусом.

Все имена были мне незнакомы.

– И что ты обо всем этом думаешь?

Я отпил розовой воды. Богатый, насыщенный вкус не смог сгладить мое потрясение.

– Это одновременно и угроза, и возможность. Новой династии придется проявить себя перед народом, а что может быть лучше, чем напасть на истинных врагов Крестеса – нас. Но если мы победим, то сможем вернуть девчонку Сатурнусов на трон под нашей защитой и руководством. Лучший способ отпраздновать десятый год моего правления.

Возможность превратить Крестес в вассала слишком хороша, чтобы от нее отказываться. Но я прекрасно знал, к чему приводит чересчур сильная жажда славы, на примере шаха Джаляля в Цесаре.

– Тебе придется осадить Гиперион, – сказал я. – Прости мою прямоту, но, учитывая его защитные сооружения, это дурная затея.

Шах Селим сделал долгий глоток розовой воды. Я надеялся, что она подсластит горечь моих слов.

– Мы будем не одни, – наконец произнес он. – Кроме помощи верных последователей династии Сатурнусов, у Крестеса много врагов среди племен рубади. Мы заключим с ними союз.

– Твой отец говорил то же самое, выступая к Цесаре. Но, когда мы окружили город, тех самых рубадийских каганов и хатун, обещавших помочь, там не оказалось. Ты когда-нибудь задавался вопросом почему?

– Ты скажи мне, мой мудрый друг.

– Потому что мы страшны, а Крестес – нет. Кого бы ты предпочел видеть у себя в соседях, ягненка или льва? Они предпочли слабый Крестес, на который легко совершать набеги и грабить, сильному Сирму, который со временем наверняка захотел бы их подчинить. Если заключишь с ними союз, племена рубади предадут тебя. И как только ты проявишь слабость, они нападут. Никогда не доверяй им, никогда.

Селим понимающе кивнул:

– У тебя острый стратегический ум, Кева. Почему ты тратишь его впустую? Приходи заседать в моей шуре.

– Ваше величество, я уже отдал лучшие годы вашему отцу. Теперь я лишь прошу возможности провести оставшиеся так, как хочу.

– Твоя великолепная жена и резвая дочь… Вряд ли я могу с ними конкурировать.

Селим улыбнулся в своей невероятно теплой манере, поставил чашу с розовой водой на стол и раскрыл объятия. Мы обнялись. Он крепко держал меня, словно я был последним обломком тонущего корабля.

– Хотя бы приходи повидаться, – сказал он. – Я скучаю по тебе, мой старый друг. Это правда.

Порой мне хотелось навестить его, узнать, как он поживает, и на день-другой облачиться в наряд командира янычар. Но что-то в этих залах меня тревожило. Лучше всего это выразил Таки: «Здесь каждый носит чужую маску. Сердца замкнулись, и моя душа одинока». Я больше не мог надеть эту маску и едва нашел достаточно великолепный наряд для этой короткой встречи. Но эта одежда, в которую пришлось облачиться, больше не была мне по сердцу. Оно предпочитало не гладкие доспехи янычара, а практичный хлопок мужа и отца, не интересующегося земными войнами. Я стал тем, кем надеялся никогда не стать: мирным человеком.

В дверь постучали, и Селим крикнул:

– Входите!

Вошел человек, которого я сразу узнал. На нем был высокий тюрбан в кашанском стиле, которому в последнее время подражали все модники. Он также позволил черной бороде бесконтрольно расти на широких щеках, что, как я слышал, было принято в западной части Аланьи. В конце концов, не зря говорят, что мода приходит с востока.

– Дядюшка Кева, – раскрыл объятия Сулайм.

– Просто Кева. – Мы обнялись. – Не заставляй меня чувствовать себя старше, чем я есть.

– Надеюсь, баба был гостеприимным хозяином. Я говорил, что ему следует хотя бы позвать