– Первый удар за Эстесом из Грыли!

На плече осталась белая метка. Спешка. То, что рождается в праздности.

«Для чего я здесь?»

Боль, усталость, тяжелое дыхание. Я заржавел, износился. Тело – точно клинок, и я позабыл заботиться о нем. Теперь самый обычный восниец теснит меня, оставив след на плече.

«Зачем я выступаю в этом цирке?»

Эстес шумно выдохнул, и гиря вновь разминулась со мной, не оставив места для ответного выпада. Медлительное тело и память о том, как ловок я был, саднили хуже старой раны.

Мы снова схлестнулись, и я дважды упустил свой шанс сравнять счет. Я не жалел о промахе. Лишь о том, что все еще пляшу на ристалище.

«Ради чего?»

Как глупо греметь сталью, когда нет жизни и смерти, только потеха, только мел и уголь на чужом доспехе. Бескровный, пустой бой. Теперь я плох даже в нем.

– Гх, – восниец увлекся нападением, и я заметил, что устал не один.

На верхней ложе, позади Эстеса, поднялась небольшая фигура в бежевом платье.

«Жанетта Малор».

Я сражался здесь, я выступал на манеже – и был дураком для нее.

Эстес бил в полную силу. Пронзая воздух то у его плеча, то у бедер, то едва задевая верх шлема, я сберегал мечи. Один неверный удар расколол клинок, когда я бился с Беляком, – а я считал каждый серебряк, оставаясь в Криге.

Теперь в этом нет нужды. Клинок легко перековать. Честь семьи останется разбитой на годы.

«Честь», – я усмехнулся и перестал осторожничать.

Острие ткнулось в обод щита, и Эстес снова отвел клинок, замахнувшись цепом. С противным скрежетом керчетта скользнула вдоль полотнища, выискивая колено. Ее сестра зашла справа, приметив голову врага.

– Ух, – удар Эстеса захлебнулся, а он сам поднял пыль, поспешно отступая.

Я не дал ему уйти. Поднырнув, не щадя лезвий, осыпал его ударами, и почти забытые техники, хитрости Саманьи, сами всплывали в памяти, и керчетты двигались без приказа, по собственной воле. Бам! Меч врезался в висок, укрытый нащечником, и рукоять задрожала в ладони, осыпался черный налет, обнажая сталь…

– Один к одному! – крикнул смотритель.

Эстес уже утвердился на ногах. Он был хорош для воснийца – освоил что-то сложнее булавы. Он был хорош для капрала – соображал, прежде чем замахнуться, и умел отступать. Он был хорош оттого, что я совсем заржавел и утомился от бестолковых драк.

Левая керчетта упредила его выпад. Эстес отшатнулся, увел локоть назад, и цепь на миг исчезла за щитом. Я жадно бросился влево, наметив два удара: под брюхо и в плечо. Лезвия отправились к цели, я перенес вес на левую.

И только тогда осознал свою оплошность. Спешка. Ошибка долгой праздности.

Цеп выскочил из-за щита, корпус Эстеса повернулся следом. Груз должен был задеть мои ребра, оставить след, сравнять счеты. Но Эстес едва шевельнул плечом и дал мне уйти, подставив грудь под удар. Я отчетливо видел в прорезях опасного шлема, как веселье заискрилось в чужих глазах. Это веселье осталось там, когда клинок оставил черную полосу на его груди.

– Два к одному! – Радостно вскрикнул смотритель, будто только и ждал, когда я получу преимущество. – Ведет Изло… Лэйн Тахари!

Эстес отшагнул: слишком лениво, но достаточно проворно, чтобы толпа завыла в предвкушении. Он сделал полукруг, будто боялся подойти ближе, высматривал прорехи в моей защите. Я стоял, опустив мечи чуть ниже, чем следовало на манеже. Слова нашлись не сразу.

– Как это понимать?

На щите Эстеса, расписанном под рыбью чешую, точно копоть чернели следы керчетт. Эстес не ответил, только зазвенел цеп, и я снова отступил. Он нещадно погнал меня по песку вдоль ограды. И девицы охали, и мужчины подбадривали нас, перемежая советы с бранью. От жары и тяжести доспеха я горел. Будто этого мало, изнутри меня спекала ярость.

«Ах вот как?!»

Цепь изогнулась в воздухе, потянув за собой груз. Я пропустил удар, поддавшись. Эстес распахнул глаза и увел цеп в сторону, едва-едва избежав столкновения.

– Чего творишь? – процедил он сквозь зубы, отступив.

Мы разошлись, точно два трусливых кота, испугавшихся драки. С трибун не успели заметить столь нелепую заминку – я перешел в наступление, изрезав воздух перед носом Эстеса.

Подонок, принявший деньги. Продажная, мелочная тварь! Он мог бы победить. Мог бы отказаться. Должно быть, ему в радость так унижаться, пока кошелек полон?

Должно быть, это нравилось и мне, коль уж я так долго оставался в Криге?

Стиснув челюсти, я нанес ему последний удар. Будь кто на моем месте, точно заметил бы, что соперник даже не потрудился его отвести. Лезвие ударилось об выставленное плечо за щитом, затупилось и отскочило.

– Три к одному! Победа за… домом Тахари!

А потом, когда толпа взревела, Эстес с силой швырнул цеп на землю и пнул сапогом холмик песка. Сыграл свою роль. Выступил со мной в этом цирке…

– Хороший бой, – бесцветно сказал он, чуть переждав. Наклонился, поднял цеп, стряхнул с него песчинки и отправился на выход, насвистывая мотив похабной песни.

Я молча стоял, провожая его взглядом. А когда поднял голову, жены на трибунах уже не было.

Снаружи ристалища

В тени лиственницы, на аллее, ведущей к резиденции, Жанетта стояла, похожая на статую. Собранная, величавая, холодная. Только оказавшись перед ней, я вспомнил, что забыл чертов шлем на одной из скамей.

– Вы, верно, удивлены, почему я не спешу вам навстречу и не поздравляю со слезами на глазах, как положено достойной жене? – в голосе Жанетты не было усмешки, но под ребрами что-то кольнуло.

Я приблизился на два шага, не находя слов.

– …все потому, что я не сомневалась в вас, – Жанетта бережно потянулась к моей щеке. – Ни мгновения не сомневалась.

Я взял ее руку, остановив в дюйме от лица.

– Вы заплатили Эстесу.

Улыбка приподняла уголки ее губ и тут же затерялась на собранном, спокойном лице.

– Стоило бы вызвать вас на поединок чести за то, как вы порочите имя моего мужа. Но, так и быть, поскольку вы – он и есть, я буду милостива.

Есть женщины, с которыми невозможно спорить. Я осторожно опустил руку, Жанетта вдела пальцы в пропуски на моей перчатке. Ладонь зачесалась.

– Почему? – глухо спросил я.

Жанетта молча повела меня вдоль аллеи. Все дальше и дальше от толпы, прохожих, надоедливых зевак и торговцев безделушками. Мы встали под широкой аркой, первой из многих, ведущих к пустому зданию королей.

– Теперь вам