Она так стиснула пальцы, что, казалось, вот-вот хрустнут тонкие косточки.

— Вы не видели, как это произошло. Я стояла в центре амфитеатра, а сенаторы занимали свои скамьи. Претор сказал, что это суд за разглашение государственной тайны, что я выдала Земле секреты нексуса, но я даже не слышала о нём… Он сказал, что это случилось невольно — из-за телепатии с низшим существом, то есть с вами. Мне запретили называться ферейкой и разговаривать с другими гражданами. Ах, Кэсси, в тот миг я ощутила, что умираю…

«Когда Фели меня бросила, я сгоряча пожелал ей смерти. Ну, не всерьёз, конечно, но всё же…»

Тр-Аэн уже забыл вкус прежней обиды. В душе осталось лишь бесконечное сожаление. Он сел на брезент рядом с девушкой, дотронулся до её руки. Это лёгкое прикосновение почему-то ранило — казалось, души коснулся кусок полярного льда.

«Так вот что на самом деле означает ментальная связь… Это действует в обе стороны».

Он не отстранился, но замер, забирая себе и перемалывая чужую боль, пока она не сократилась до сносного размера. Фели то ли всхлипнула, то ли судорожно вздохнула.

— Когда всё закончилось, Сэм проводил меня до корабля, — прошептала она. — Мой «суженый» выплеснул все свои эмоции и говорил такие ужасные вещи, какие не должен говорить ни один фереец. Он подробно объяснял, какое я извращённое существо. Он ещё многое говорил… Я никогда не слышала таких слов и не могу их повторить.

Холод мгновенно исчез, его смела горячая волна ярости.

— Я убью его, — сказал Кэсси. — Клянусь, я это сделаю.

— Нет-нет, не обещай. Меня тревожат злые клятвы сирмийцев. Всего, чего я хочу, — забыть. Прости, тогда на «Горизонте» я обидела тебя и не осталась.

— Не осталась — может, и правильно сделала. На «Горизонте» потом была резня, на Земле, во время десанта — тоже.

— Нет-нет, я не испугалась войны… Хотела повлиять на политику Ферея. Какая я была наивная… наивная и самонадеянная. Теперь умру вдали от родины, и моя душа заблудится в пустоте.

— Ерунда. Ты не умрёшь. Вокруг — сирмийцы и терране. На орбите — республиканский флот. Криттеров отогнали. Я буду рядом.

Тр-Аэн обнял плечи девушки, но тут же выпустил их, опасаясь ментальной связи, нарастающей ярости и хаоса в собственных мыслях.

«А что, если ферейцы и вправду не могут жить без родины? Тогда она обречена… Нет-нет! Ерунда. Их дипломаты годами болтаются на Терре. Их учёные создали лабораторию на Меркурии. Во имя Космоса, как я зол! Когда привязанность просто отнимают — это одно, но когда пытаются смешать её с грязью — это гораздо хуже».

— Сэм не тот, за кого себя выдаёт… — пробормотала Минтари.

— Не надо! Пожалуйста, не надо о нём. Я не хочу про это слушать.

Тр-Аэн не мог и не желал избавиться от природного гнева сирмийца, но крайним усилием воли заставил себя молчать. Сердце бешено колотилось. «Опорочить невиновного, чтобы отвести подозрения от себя самого — старый трюк разведки. Я доберусь до этого Сэма, выбью из него все секреты и прикончу. Но это будет потом. А пока придётся контролировать — если не чувства, то хотя бы слова. Ради Фели. Моя ненависть её пугает».

— Хочешь суп? У меня осталось немного.

Тр-Аэн вытащил из рюкзака термос. Он хотел сказать нечто такое, что утешило бы девушку, вернуло ей интерес к жизни, но вместо этого испытывал лишь новые пароксизмы ярости и величайшую досаду при мысли, что за годы войны и насилия утратил навыки доброй беседы. Чашка была только одна. Кэсси чуть не сломал её и поспешил передать Фели. Та взяла посуду в узкие ладони так, будто пыталась согреть пальцы.

— Медитация не помогает. Слова Сэма — ложь, но я чувствую себя такой запачканной…

Её щёки намокли от слёз, а волосы — ещё не высохли после дождя. Тр-Аэн погладил эти волосы с нежностью и состраданием.

— Ты самая лучшая, — сказал он. — Ты очень смелая и будешь жить триста лет. Утром станет легче, и этот холод пройдёт. Утром всё изменится. Мы придумаем, как поступить…

…Кэсси принял пустую чашку, укрыл девушку куском ткани, взял её за руку и сидел так, пока Фели не уснула. А потом вышел под ночное небо Сирмы-Нова.

Чёрная ночная высь веяла холодом. Голодные рептилии ревели в зарослях, ковырялись в мусоре среди руин, но к жилью подойти не посмели. Техник, закончив свои труды, уселся на обрубке дерева, беззаботно разглядывая звёзды, но не убирая далеко бластер. Он подвинулся, чтобы дать Тр-Аэну место, а потом указал на палатку.

— Кто она, этот ваш «друг сирмийского народа»?

— Дочь погибшего ферейского атташе.

— Примите мой совет — будьте начеку. На грунте не безопасно, и в небе сегодня много огней.

— Это огни наших кораблей. Не падайте духом, сержант. Криттеры наконец-то разбиты. Союзники нас не бросят.

— Это которые?

— Терране. Говорят, даже гирканцы.

— Вот как! Славно. Значит, победа останется за нами. Но вы всё же присматривайте за ферейкой, капитан.

— Конечно. Присмотр.

Техник пожелал новому приятелю спокойной ночи и ушёл спать, а Тр-Аэн ещё долго сидел под звёздами, вдыхая холодный воздух, разглядывая светлые точки далёких кораблей.